Посланец Сварога

– Я смотрю, ты меня возненавидел. По глазам вижу, что ты меня ненавидишь, считаешь меня своим врагом… Но ты ведь истинный христианин, для которого заповеди вашего бога священны! А что должен сделать истинный христианин со своим врагом?! Ну! Что должен сделать христиан со своим врагом?!! – заорал на всю площадь Рус.

А народу вокруг собралось уже порядочно. Весть о происходящих событиях разнеслась по городищу со скоростью степного пала.

– Эй, пастух, что ваш распятый бог вам, овцам, заповедовал делать со своими врагами…

– Прощать, – глухо ответил посол, не дожидаясь ответа священника.

– Ты прощаешь меня?

Рус даже руки развел в стороны, как для объятий.

– Прощаю…

– Давай же обнимемся!

Рус обнял посла.

Толпа вокруг гудела.

Рус же тем временем, разомкнув объятья, нанес новый удар по лицу посла и засмеялся. Его поддержали набежавшие к этому моменту многочисленные зрители.

Посол, пылая гневом, резко развернувшись, вскочив на подведенного ему коня и изрыгая проклятия с обещанием жестоких кар, бросился прочь из городища. За ним, под свист и оскорбления, – все остальные.

– И что это было? – спросил Лех, уперев руки в боки, голосом, не обещающим ничего хорошего.

– Хм-м… Знаешь, брат, что самое забавное? – как ни в чем не бывало спросил Рус.

– И что же?

– То, что эти греки сами о себе написали в одной древней книге: «Бойтесь данайцев, дары приносящих». И вот они принесли тебе дары…

60

Рус в целом без потерь для себя вывернулся из ситуации с оскорблением посла. Достаточно было напомнить, что решение об исходе принято на Великом вече, и не в праве кагана, а теперь уже пана Леха, его отменять. Разве что собирать новое Великое вече…

Понимая, что за ним не заржавеет, Рус и устроил этот цирк с избиением. Посольство, кстати, умотало в тот же день. Кроме того, он надеялся, что этот его поступок, ставший с помощью девушек-агентесс Ильмеры, достоянием широкой общественности, особенно в западных племенах, превратится в очередную забаву (а то аварские покатушки друг на дружке уже всем приелись). И если христиан начнут активно мутузить (а желающие наверняка найдутся, как говорится, дурное дело нехитрое), то отношения между ромеями и славянами вконец испортятся. Но объясняться, конечно, пришлось, и тут уже Рус не пожалел черных красок для дискредитации христианства.

– Эта религия делает людей слабыми и безвольными, брат. Не зря же они все время повторяют, что, дескать, их господь терпел и нам велел. Дескать, терпите всякую несправедливость, а как сдохнете, так на небесах воздастся. Не мстите, ибо бог велел прощать врагов своих. Терпилы… И даже нашествие врагов они считают за наказание своего бога и вместо того, чтобы сопротивляться, покоряются, ибо бог им велел принимать все со смирением.

– Действительно, странная религия…

– Это еще что! Они бога своего едят во время причастия! Представляешь?!

– Это как?! – опешил Лех.

– Ритуально. Хлеб – это плоть бога, а вино, соответственно, божественная кровь. И как с такими людьми, что ритуально жрут своего бога, как какие-то дикари-людоеды, вообще можно иметь какие-то дела?!

Планируя набег на Крым, Рус попытался учесть все слабые места, и самым серьезной проблемой стали все те же стрелы, будь они неладны. Вроде и много стал производить станок, от пяти до семи сотен штук в день, но, как известно из грустной спецназовской шутки из будущего, патронов может быть очень мало, просто мало, но больше не унести. Все это полностью относится и к стрелам.

Посчитав, сколько станок произведет стрел для набега, за вычетом того, что придется продать союзным племенам за поставку сырья (собственно, обменом на древки и уголь) и ромеям за денежку для платы всем остальным участникам процесса, прослезился. Действительно, кошкины слезки. В лучшем случае получалось тысяч двадцать, и это если засадить дополнительных работников, чтобы они эксплуатировали станок круглые сутки. Это ни о чем.

Так что пришлось, как только появились сколько-нибудь свободные средства, заказывать у Тита новые подшипниковые пары колец и делать новые токарные станки. В конце сентября было сделано дополнительно десять станков. И вот они уже полностью работали на крымский набег. Рус тайно разместил это производство совсем в другом, почти зачахшем поселке.

Почему тайно? Чтобы, когда производством древок все-таки заинтересуется брат, то не возжелал большего в качестве своей «дольки малой». А то он, как продукт своего времени, мог и упереться рогом, чтобы продать все ромеям и получить деньжат для своих хотелок, коих, как известно, тоже всегда мало. Мог, конечно, и понять, войти в положение, но Рус решил не рисковать. Лучше потом раскрыться, после набега.

В итоге за октябрь, ноябрь и декабрь эти десять неучтенных станков, производя по пять сотен древок в сутки каждый, выдали к началу похода готовых к употреблению четыреста пятьдесят тысяч штук. Всего. Да, именно что «всего», ибо хотелось большего. В несколько раз. Во много-много раз больше.