– Но откуда он знал? Ведь… после взрыва… после… того, что там случилось, – Виктор поперхнулся, прочистил горло, сделал глоток чая и продолжил: – не каждому доктору могли доверить детей, да еще… тогда в СССР вообще психологов не было.
– О-он знал, – сказал Шершень таким тоном, что у Виктора побежали мурашки по спине. – Ему ска-азал т-твой отец… пе-е-еред смертью.
На мгновение Виктор почувствовал, что сердце перестало биться, а воздух в комнате вдруг резко закончился.
– Н-н..никаким психологом он не-е был. Слу-ужил армейским хи-ирургом. С-спасал бойцов, н-но война, в-ви-идимо, что-то в нем п-перекромсала… И-и п-понеслось…
– Что сказал ему отец? – прошептал Виктор, сжимая кулаки под столом. Он медленно поднял опущенную голову и посмотрел на скукожившегося на стуле доктора. И хотя выглядел тот вполне безобидно, можно даже сказать, вызывал жалость, Виктор почувствовал, что это все притворство. И под маской напуганного старика скрывается холодный, жестокий, расчетливый убийца. Теперь понятно, что помогало ему все эти годы – глядя на него абсолютно нельзя было сказать, что этот старикашка вообще был способен на что-то серьезнее кроме просмотра газеты «Друг пенсионера».
– Что он тебе сказал? – процедил Виктор, обращаясь к доктору.
Тот не шелохнулся. Лишь слабая тень воспоминаний пробежала по его лицу, на котором не дрогнул ни один мускул. Он даже не повернулся к Виктору, продолжая разглядывать гигантскую пожелтевшую карту на стене.
– Разве ты не помнишь наш разговор? – ответил он вопросом после долгой паузы. – Кажется, я все сказал тебе, когда ты увидел фотографию отца.