Послания себе (Книга 3)

- Это ты?.. - жрица не ожидала увидеть его. В первый момент её взяла оторопь: но... как же это?.. И - озарение! Она все вспомнила. Да, Он. Помощник Верховного Жреца не может не быть магом, чародеем, кудесником, звездочетом, колдуном... Колдуном! Это Он! Смягчившиеся черты, новый взгляд темно-карих глаз. Как бы другой, но - Он! У него много имен - тысяча или больше. Но это неважно. - Это ты... - выдохнула она, обессилев, словно долго-долго, до изнеможения, карабкалась на неприступную скалу и вдруг, совершенно неожиданно, рука ее нащупала спасительный уступ, и готовое упасть в пропасть тело последним рывком вкатилось в расщелину. Последний приют... Больше не будет... Это - последний...

Он поднял руки к небу и воздал хвалу богам. Падая к его ногам, жрица закричала, словно избавилась от непосильного бремени, камнем лежавшего на плечах. Колдун опустился на колени и обнял ее. Словно в хмельном бреду, покачиваясь, с мутным взглядом, женщина взглянула в его глаза и уронила голову на закрытое черной хламидой плечо Помощника Верховного Жреца, своего вечного попутчика, который постоянно был рядом и которого она никогда не узнавала. В этом была ее беда. В этом состояло их проклятье...

Колдун прижался щекой к разметавшимся, без крылатой короны, золотым волосам и закрыл глаза со словами:

- Здравствуй, Танрэй...

- Я так ждала тебя...

И Рената повернула голову на подушке. Ник спал почти на животе, аккуратно положив руку на ее талию. Она вздохнула и потянулась: ей все казалось, что где-то что-то разрешилось, и ей было легко. Потом она поняла, что все - сон... Все было сном. И, всхлипнув, рывком свернулась змеей. Рука Гроссмана при этом скатилась на постель, но он не проснулся.

Рената дернулась именно из-за того, что вспомнила с отчетливой ясностью позавчерашний день... Вспомнила два взгляда Ромальцева - и сердце заколотилось, словно осатаневший метроном безумного музыканта.

Это все ерунда! Что бы она там ни нафантазировала - ерунда. Искушение темных сил, которые за что-то возненавидели ее и теперь доканывают не одним, так другим способом...

Но этот взгляд, этот неповторимый взгляд, который, как ей казалось, она знала тысячу лет... Влад все время был в темных очках, однако кому, как не ей, знать причину таких взглядов, которые чувствуешь, как раскаленное шило, воткнутое в свод черепа - в том самом месте, где он сочленяется с позвоночником...

Только-только светает, но ей уже не уснуть. Рената должна раз и навсегда решить для себя этот вопрос...

Во-первых, почему он так смотрел на нее - причем с самого первого дня встречи, когда Рената по ошибке, еще не до конца выздоровев после рождения Сашки, бросилась к нему в стихийном порыве с именем, которое редко срывалось у нее с губ, но ни на минуту не шло из головы?! Разум отказывается верить... А тогда, в ателье? В затылке кололо и жгло сильнее обычного, дыхание заходилось от предчувствия чего-то... чего-то... лишь протянуть руку и взять... но... Но - нет!

А во-вторых, если все же допустить такую вещь, просто сойти с ума и допустить - то КАК?! Как он сделал это? С этим надо заканчивать. Теперь - или никогда. И не оглядывайся.

Рената быстро и тихо оделась, чтобы выскользнуть за дверь. Сашкин еще спит: он любит спать. Ник... впрочем, почему нет? Ей нужно уладить внутренний конфликт - и все. При чем тут Ник? Захочет - поймет. Ей нет никакой разницы.

"Ну, держись!" - почему-то подумала она и вылетела из дома, а ноги сами привели ее к "Бенну" зданию, на фронтоне которого раскинула крылья стилизованная египетская птица в короне, увенчанной солнечной ладьей. Сердце вновь бешено заколотилось. Это просто совпадение, исключительно совпадение. И при чем здесь, черт возьми, вся та чепуха, которая набилась ей в голову?! Все так материально, что это видит глаз, может коснуться рука, а душа молчит. Под карнизом пролегла небольшая трещина, пересекающая угол дома и уходящая на торец. И что в этом возвышенного, необычайного, я тебя спрашиваю?! Ты просто сошла с ума... Хотя... Надо же, удивила! Ты в него и не возвращалась...

Чтобы окончательно убедиться в своей ошибке, Рената коснулась холодного камня. Кое-где облицовка уже облупилась, и сквозь нее проглядывает кирпичная кладка. Издалека этого не заметно, здание фирмы выглядит почти новым и кажется игрушкой, занимательной и симпатичной. Но, если приглядеться, в глаза уже бросается и трещина, и разъедающая гранитное покрытие плинтусов пыль, и слабые потеки от недавних ливней...

Захотелось плакать. Так она плакала, когда ей исполнилось четырнадцать и когда она поняла, что мир - это что-то другое, нежели она представляла в безмятежном детстве. Она плакала, когда ушли все гости, плакала безутешно, навзрыд. Ей было очень плохо. Как сейчас...

Было светло, но солнце до сих пор еще не встало. Время будто задумалось и не спешило вперед...

И Рената пошла к перекрестку, загадав по пути: если придет троллейбус, она отправится на работу, а если трамвай - домой. И еще жутко хочется есть. А на самом деле - умереть...