Посланник

Сосновский взрослел, написал докторскую. И даже на этом делал деньги — писал диссертации кавказцам. С одним из них, кавказцев, сошелся близко и надолго. Он стал его правой рукой, рукой рэкета, убийств, вымогательств. Они даже дружили, но пришлось убрать и его, так распорядилось время, а Сосновский его ценил, это денежное время.

Горбачев… начало его расцвета и падения России. Ельцин… пик могущества и власти Сосновского. Россия на коленях и он над ней. Властитель — по сути, второе лицо. Ох, как он упивался этой властью… Даже кандидата в Президенты на время выкрасть сумел

Бедная матушка-Россия… кто только ее не имел… и татаро-монголы, и тщеславные поляки, и немцы-фашисты, и французы, и высокомерные англичане, всегда подставляющие ножку. Но никто не имел ее так безнравственно и безразлично, как собственные олигархи. И никто, никто не задумывался над обыкновенной прописной истиной — приходили и уходили завоеватели, цари, генсеки… а народ, Россия-матушка оставалась и остается. Уйдут или трансформируются и олигархи. А Россия останется.

Незнакомец вздохнул, глядя на жалкое существо перед ним. Сбежал, да — он сбежал из России и уже второй десяток лет живет в Англии. Живет, жирует и продолжает обирать не только Россию. Но постоянная константа лишь время. Оно течет, идет, бежит, но всегда остается. Исчезают планеты, а оно остается. Остается и приходит к каждому. Пришло и его время.

— Осталось совсем немного, — продолжил незнакомец, — перепишем бизнес и недвижимость — вот необходимые бумаги.

Он пододвинул их под правую руку Сосновского. Тот глянул мельком. Понял, что здесь все и заплакал.

— Что же ты, гнида, слезами-то заливаешься? Что же ты не смотрел на народные слезы, когда чистил "АвтоВАЗ", "Логоваз", "Аэрофлот", бразильский футбол, что же ты не плакал, сука, когда совращал несовершеннолетних девочек? Сволочь крокодилья, да простят меня крокодилы. Подписывай!

Сосновский внезапно перестал плакать, глянул зло, с ненавистью лютой, попробовал разорвать скотч и сник. Боль терпеть не хотелось и внутри жила надежда, что все скоро пройдет — подпишет он бумаги, освободится и вернет все назад. Другой вариант даже не обдумывался. Сознательная жизнь, прожитая по одному принципу: брать — не позволяла считать по-другому.

Константин, секретарь Сосновского, потянулся в кресле. Славно вздремнул немного, глянул на часы: "Ого"! Проспал часа полтора. Хотел заглянуть к шефу — не решился, с утра у него настроение дрянное, не хотелось попадать под горячую руку. Внезапно услышал выстрел, кинулся в кабинет: "Ох ты, боже ты мой"… Голова Сосновского, пробитая пулей, покоилась на столе, напротив стояла работающая видеокамера.

XXXVIII глава

Бортовой внимательно изучил видеозапись в интернете. "И чего его это на любовь к России растащило? — стал рассуждать он. — Таился, скрывался, обирал Россию и на тебе — воспылал любовью перед смертью, все деньги вернул и недвижимость завещал. Нет, Сосновский не из тех фруктов, кто просто так что-то делает. Что-то или кто-то его заставил. И этот кто-то сделал предложение, от которого он не смог отказаться. Перевел все деньги в Россию, заявил публично, что виноват и застрелился. Англичане сейчас в ярости, особенно на его секретаря, который и выложил все в интернет. Что теперь руками махать — деньги-то все равно в России".

Долго думал Бортовой, так сопоставлял и этак. Много лиц и фамилий перебрал, много врагов перешерстил и недругов. Естественно, доказательств нет, а мысль осталась всего одна. И вовсе не из врагов. Он набрал номер телефона.

— Добрый день, Николай Петрович, вернее у вас уже вечер. Как самочувствие, успехи?

— И вам доброго здоровьица, Александр Васильевич. Самочувствие хорошее, а успехи по плану, как при социализме — с перевыполнением.

Они рассмеялись оба.

— Нужда какая, — продолжил Михайлов, — или необходимость? Вы же не просто так звоните, — перешел он ближе к делу, отбрасывая ненужные никому комплименты и стандартные заготовки предисловий.

— Ну, что вы сегодня такой колючий, Николай Петрович? — ласково заговорил Бортовой. — Я же просто позвонил поинтересоваться: как погода в Лондоне?

— Я не метеоуслуги. Есть конкретные вопросы — задавайте.

С директором ФСБ так давно никто не разговаривал, но он сдержал себя, хотя определенные интонации в голосе не смог скрыть или не захотел.

— Хотел с вами увидеться — переговорить. Завтра с утреца и вылетайте ко мне.

— А я что — подчиненный ваш? — Не стал скрывать раздражения Михайлов. — Вам надо — вы с утреца и подъезжайте. Приму, не переживайте.

— Товарищ генерал…

— Генерал, да не ваш, — перебил его Михайлов, — и к министру обороны тоже не поеду. Можете звание назад забрать. Я свою работу делаю и буду делать — для Родины, для России. Вот так и точка.