Посланник из Райского сада

– Ну тогда, может, начнем с совместного купания? – обрадовался Богдан, и склонившись, взял ее за руку.

– И что же вы хотите компенсировать совместным купанием, услугу за раздавленные очки или моральный аспект своего «Я»?

– Думаю, второе. Потому, что жара еще больше усиливает мой душевный дисбаланс.

– Ну, если вшей душе нужно немедленно остудиться, то придется искупаться в одиночку, ведь я только что из воды.

– Нет, нет! – запротестовал Богдан. – Думаю, душа еще немного подождет!

Он опустился на песок рядом с Серафимой. Так начался их роман.

Богдан был геодезистом и находился в Ялте в двухмесячной командировке.

– Ничего себе, хорошая у тебя работа! – завидовала ему Серафима. – Два месяца в Ялте, да еще в самый разгар сезона.

– А как тебе моя перспективка на следующий сезон? – Три месяца в Ханты- Мансийском автономном округе!

– Н –да! – ухмыльнулась Серафима. – Перспективка на все сто! Интересно, какой будет твоя следующая пассия? Наверное, какая-нибудь молодая, страстная ханта!

Он засмеялся и нежно поцеловал ее в шею.

– Не знаю, сможет ли она оказаться более страстной, чем ты, но имени такого у нее точно не будет!

Серафима приподнялась с подушки и, облокотившись на локоть, заглянула ему в глаза.

– И ты сможешь меня забыть всего через год? – возмущенно воскликнула она.

– Забыть тебя?! – Богдан шутовски приложил руку к сердцу и отрицательно замотал головой.

– Ни за что! Я вообще никогда ничего не забываю.

– Правда?

– Правда!

– Значит, ты помнишь всех девиц, которым вскружил голову в разных концах нашей необъятной родины?

– Не всех, только самых самых!

– Ах, вот как!

– Угу! – и Богдан потянулся к ее губам.

Серафима нежно его обняла.

– Ну, что ж, придется мне постараться, чтобы быть не только самой, самой, а супер-самой!

Он замер на полпути к поцелую – как это понимать?

– Я хочу остаться в твоей памяти на веки вечные!

Богдан был женат, и сообщил об этом Серафиме сразу после первой их интимной встречи.

Наверное, для того, чтобы она не строила насчет него никаких серьезных планов. – Сказала себе Серафима. – Ну и правильно! Было бы гораздо хуже, если б он это утаил. – Она усмехнулась. – Похоже, у него уже были с этим проблемы. Наверное, какая-нибудь очередная «залетная птичка», приняв его блуд за серьезное ухаживание, решила, что может претендовать на него, а разочаровавшись на этот счет, предъявила претензии.

Богдан никогда больше не заговаривал с ней о жене. Серафима, завистливого интереса ради, пыталась выведать у него хоть какие-нибудь подробности о супруге. Однако он либо умело от этого увиливал, либо просто отмалчивался. Серафиму, конечно, остро волновал вопрос – любит ли он свою жену? Но, увы, этого она так и не узнала!

Богдан страстно дарил ей свою временную любовь, вызывая и у нее ответные чувства, однако Серафима подспудно ощущала, что в Москве продолжение их романа не состоится. Горестное чувство, вызванное этим предчувствием и предстоящая близкая разлука с Богданом, заставляла Серафиму тяжело вздыхать по ночам, а после таких ночей с нетерпением нестись к нему на свидание и снова предаваться любви с еще большей страстью.

А он восхищался ее чувственными порывами, от которых испытывал наслаждение.

– Ты сегодня была просто восхитительна! Я давно не испытывал ничего подобного! – с радостью сообщал он ей и благодарно целовал в щеку или плечо.

Серафима шутила. – Напитываюсь впрок, ведь нам скоро расставаться – и при этом, тяжело вздыхала, пряча от него грустные глаза, всем сердцем желая услышать его признание в любви, а не восхищение ее сексуальными порывами.

– Ах, если б только он влюбился в меня так, как я в него! – мечтала Серафима! – Тогда бы… Тогда бы наши встречи непременно продолжились!

Она не чувствовала вины перед женой Богдана.

– Какая разница – оправдывала себя Серафима. – Ведь я такая же женщина и вполне имею право на его любовь! У них нет детей, а в этом случае Богдан ничем жене и не обязан! И он вполне может расстаться с ней, чтобы уйти ко мне, если… Если только сможет меня полюбить! – рассуждала она.

Но, увы! Мечты есть мечты! И двадцать дней, пролетевших в любовном угаре, вскоре помахали Серафиме на прощание джинсовой панамой Богдана, зажатой в руке с площадки аэродрома. И это было последним, что видела Серафима, шагая к самолету, разлучившему их навсегда.