После

— Горько, — прошептала императрица, морщась и отдавая Ив опустевшую чашу, пока Тадеуш осторожно, понемногу, поил уснувшую Агату.

— Горько, — отозвалась шаманка с грустью и повернулась к Арену. — Вы можете уносить девочку. Нет на ней больше проклятья. А то, что должно случиться, произойдет в течение нескольких часов.

— А… я?.. — негромко спросила Виктория. Император не понял, о чем она, но зато поняла Ив.

— Не умрешь ты. И детей сможешь еще родить, и родишь.

Виктория вздохнула, и по этому тяжелому вздоху Арен неожиданно понял, что жена была готова к другому исходу. Она была готова принести себя в жертву ради Агаты, поэтому до конца не спрашивала, чем это грозит для нее.

И впервые за последние несколько месяцев Арен ощутил к Виктории что-то вроде нежности.

Спустя два с половиной часа началась агония. Это было похоже на роды, но они несли в себе не жизнь, а смерть, и болезненную.

Тадеуш колол Виктории обезболивающее, но действие его заканчивалось очень быстро. Арен пытался повлиять на жену ментально, но ментальная магия — хрупкая субстанция, и его внушение легко разрушалась сильнейшими приступами. Больше никак помочь жене он не мог, поэтому просто сидел рядом и держал за руку, как и раньше.

Это продолжалось всего чуть больше часа, но Арену показалось, что он за это время постарел на несколько десятилетий.

И когда Тадеуш, мокрый от пота и с белым как мел лицом, усыпил наконец Викторию, у императора появился соблазн усыпить заодно и себя, и желательно, навечно. Но у него еще оставались дела. Много дел.

— Зайди к Ванессе, — попросил он старого врача. — Ив говорила, что с ней должно было быть то же самое, если не хуже.

— Да, ваше величество.

Сам же Арен, сунув голову под ледяную воду и постояв так пять минут, отправился в детскую. На часах было восемь вечера, и император надеялся, что София догадалась покормить детей, потому что идти с ними сейчас на ужин он был не в состоянии.

Арену казалось, что этот день сломал его, прихлопнул, раздавил, как надоедливое насекомое, оставив лишь пятно из крови, переломанных костей и размазанных по стене внутренностей.

* * *

«Если не можешь ничего сделать, надо ждать», — так говорила мама Софии, и сейчас она старалась выполнять этот завет. И поменьше нервничать, хотя творящееся вокруг безумие очень давило на психику, и Софии временами хотелось вскочить и побежать туда, где находился Арен, помочь ему хоть чем-то. Она понимала, что и так помогает, находясь с его детьми, но неведение порой сводило с ума.

После того как император около пяти часов вечера в очередной раз вернул в детскую сонную Агату, девочка преобразилась — стала не то, что есть, а даже лопать, громко смеялась, порозовела, — в общем, превратилась из больного ребенка если не в здорового, то по крайней мере в выздоравливающего. Вместе с ней повеселел и Александр.

Арен вновь пришел в детскую около восьми, когда София и дети уже поужинали. Он был бледным, очень уставшим и почти неживым, и от его эмоций сжималось сердце, такими они были безнадежно-отчаянными. Но, несмотря на измотанность, император все равно играл с наследниками больше часа — пока заглянувший Тадеуш не проверил кровь Агаты и не заявил, что анализ почти в норме, однако их высочествам лучше бы лечь спать пораньше.

— У-у-у, — завыли дети, но Арен прервал их жалобы тихим и спокойным:

— Надо.

Агата и Александр вздохнули и отправились умываться, но после водных процедур долго в бодрствующем состоянии не продержались — уснули минут через десять после того, как Арен уложил их по кроватям.

— Наконец этот день закончился, — пробормотал он глухо, выходя из камина с Софией на руках. Она огляделась и обнаружила, что перенесся он в свои покои, а не в ее комнату. Ну и хорошо — Софии нравилось у Арена. Здесь было просторно, и не только из-за больших окон, но и из-за малого количества мебели. Конечно, императору толком и не была нужна здесь никакая мебель, он ведь тут только спал. И обстановка вокруг была лаконичной, строгой, как и сам Арен, и если бы София точно не знала, что эти покои принадлежат императору, ни за что не догадалась бы. Слишком уж простой темно-синий ковер — да, красивый, но не помпезный, а главное — не бело-золотой, как принято у Альго. Обычные книжные шкафы из темного дерева, под завязку забитые книгами, расставленными в строгом порядке, и гардероб в тот же тон. Пожалуй, самым вычурным в гостиной императора было зеркало, стоявшее рядом с гардеробом, в серебряной витиеватой раме, изображающей цветы, фрукты и птиц.

София подвела Арена к окну — туда, где стояли кресла, и усадила в одно из них, опускаясь к нему на колени. Он не отреагировал на подобную наглость, даже не улыбнулся, только привлек ее к себе и положил голову на плечо.

И если бы эмоции были музыкой, то София слушала бы сейчас печальный скрипичный концерт.

— Что случилось? — Она ласково погладила Арена ладонью по груди, вновь ощущая безумное желание помочь. — Расскажи.