После

Минут через десять, все-таки оторвав детей от замка, император с императрицей вернулись во дворец, а София с сестрами, мамой и Вано, побыв на пляже еще час, отправились в дом ужинать и готовиться ко сну.

Девочки были в восторге от всего, а Рози даже сказала:

— Быстрее бы он вернулся!

— Кто? — не поняла София, а Элиза, захихикав, пояснила:

— Да император, кто же еще, Софи! Вон сколько всего интересного нам показал, и завтра, наверное, тоже покажет. А он правда совсем не страшный, когда улыбается. И Агата с Алексом на него похожи.

Она все болтала и болтала — и об Арене, и об императрице, и об иллюзорном замке — вот бы научиться делать такой же! — и о бабочках, которые не переставали кружиться рядом, а София улыбалась и слушала.

Ей было очень приятно, что сестры больше не боятся Арена. У него ведь так мало радостей в жизни — пусть хотя бы ее девочки его не огорчают.

* * *

Виктория и дети взахлеб рассказывали императору о прошедшем дне во время ужина, и он не стал ставить эмпатический щит — от жены шли вполне приятные и на удивление спокойные эмоции. Арен был доволен ее сегодняшним поведением и решил, что действительно попросит Валлиуса выписать Силвану Несту премию. Хотя лучше все же не сейчас, а через месяц — если ситуация не ухудшится. Пока Арену казалось, что произошло настоящее чудо. Виктория не ревновала, не злилась, что он отправил ее на море с нетитулованными, и даже назвала Синтию Тали «замечательной женщиной, которая тоже любит цветы».

Глядя на Викторию, Арен задумчиво тер подбородок и рассуждал.

Он, конечно, не психотерапевт — но неужели такие кардинальные изменения возможны после нескольких сеансов? Жена как будто вернулась в прошлое, в первые месяцы их супружества, когда она вела себя как нормальный человек, а не как истеричка. Не слишком ли это невероятно?

Но ведь тогда, восемь лет назад, Виктория тоже изменилась неожиданно, буквально за день из адекватной девушки превратившись в неадекватную, которую он совершенно не мог понять. Дурь выплескивалась отовсюду, из всех щелей, и абсолютно без повода. Точнее, это Арену казалось, что без повода — Виктория же всегда думала иначе.

И теперь она изменилась так же резко. Если бы это произошло сразу после смерти Аарона… Стоп, и что? На жене ведь нет и не было никаких воздействий, иначе он бы заметил. И никаких лекарств, влияющих на разум, ей не давали — иначе он ощутил бы привкус в ее крови. Так с чем связана настолько быстрая перемена поведения? И ведь не притворяется же — эмоции чистые, добрые. Неужели действительно психотерапия повлияла?

Арен не знал, что и думать. В итоге решил пока не делать никаких выводов, а понаблюдать за Викторией еще немного. Может, она завтра вновь начнет истерить и ревновать его к каждой песчинке на пляже, и он рано радуется?

После ужина он около часа читал Агате и Алексу книгу, и когда оба начали клевать носами, заявил, что на сегодня хватит, пора спать.

— Смотрите, даже ваши бабочки уже сложили крылышки и задремали, — сказала Виктория, целуя детей.

— Бабочки иллюзорные, — пробормотала Агата сонно. — Что им папа прикажет, то они и делают.

— Вот надо с них пример брать, — улыбнулась жена и повела наследников умываться.

Уложив детей, император перенес Викторию в ее комнату и напрягся, когда она обняла его и, прижавшись, прошептала:

— Спасибо, Арен. Чудесный был день.

— Я рад, Вик, — ответил он сдержанно. — И надеюсь, что завтра будет еще чудеснее.

— Я извинилась перед Софией, — продолжила она, и император так удивился, что на мгновение словно превратился в камень. — Она приняла мои извинения, но у меня все равно есть ощущение, что она не простила. А что еще сделать, я не знаю. Как думаешь?

Виктория, подняв голову, посмотрела Арену в глаза. Он прислушался к эмоциям — беспокойство и нежность.

— Я думаю, ничего не надо делать. Со временем, если ты не будешь обижать Софию, она забудет эту ситуацию.

— Да, наверное, — жена вздохнула, а потом потянулась к его губам, прижалась к ним, вспыхивая желанием, и ему вновь стало неприятно.

Арен, сдерживаясь, ждал, пока Виктория закончит его целовать — и она закончила, отстранилась и произнесла:

— Иди. Спокойной ночи.

Эмоции ее обиженно горчили, и он понимал, почему. Но сказать, что любит другую, не мог. Да и зачем? Он все равно не может быть с Софией, а с Викторией он быть обязан.

— До завтра, Вик.

* * *

После ужина они еще раз погуляли по пляжу, наслаждаясь прекрасным теплым вечером и нежным прибрежным ветром, а потом вернулись в дом.

София занимала на втором этаже отдельную комнату, и не успела она раздеться, как к ней постучалась мама.

— Я хотела поговорить с тобой, — сказала Синтия, проскальзывая внутрь и садясь на кровать рядом с дочерью. Взяла Софию за руку и с тревогой посмотрела в глаза. — Я уже давно думаю об этом, Софи. С тех пор, как увидела портрет императора. Там, в госпитале, когда ты нарисовала его улыбающимся.

София ласково погладила мамины пальцы.

— Не волнуйся. Все хорошо.