После бури

– Подними глаза, – сказал он спокойно. – Есть только ты и я на всем свете. Мы одни. Нас никто не обидит.

Они стояли там, пока гул в ее ушах не смолк. Все стихло. Бояться было нечего. Когда они входили в раздевалку, Алисия все еще держала Беньи за руку, так крепко, словно в последний раз.

* * *

Цаккель сидела у себя в кабинете и заканчивала последние приготовления к матчу. В дверь вежливо постучали, и вошел Столичный. Цаккель подняла голову:

– Да?

– Я… – растерянно подбирая слова, начал он, – просто хотел сказать… спасибо. Спасибо, что поверили в меня и дали мне шанс, я… и не думал, что смогу задержаться в таком месте, как это. Но сейчас я чувствую себя больше дома, чем… у себя дома.

– Да? – повторила Цаккель со свойственной ей эмоциональной вовлеченностью.

– Как мне сегодня играть? Чисто тактически? У вас есть какие-то пожелания? – кашлянув, спросил Столичный.

Цаккель ненадолго задумалась. Потом сказала:

– Удиви меня.

Она никогда ему этого не расскажет, это не в ее стиле, но за все годы тренерской работы мало кто из игроков так ее радовал, как он. Мало кто так часто ее удивлял. Кто играл бы столь необычно.

Столичный пошел в раздевалку. Пока ему все казалось непривычным, однако он останется и проживет в этом городе много лет. Он купит небольшой дом недалеко от того места, где сейчас стоял автодом Беньи, будет подолгу сидеть в лодке и возвращаться домой с пустыми руками. Научится травить байки, только врать о себе больше не будет. Со временем мать переедет к нему. «Переедет», может, и не совсем верное слово: скажем так, однажды она навестит его и останется навсегда. Как выяснится, она тоже – лесной человек. Это не всегда очевидно, пока не окажешься в лесу.

* * *

Бубу стоял в коридоре у раздевалки. Тесс наскоро поцеловала его и ушла, чтобы не мешать. Тесс переедет и будет учиться далеко отсюда, но, доучившись, вернется и поступит на работу к Мире. Ханна не ошиблась: Тесс действительно станет блестящим юристом. Бубу будет и дальше помогать отцу в автосервисе и еще несколько лет проработает помощником Цаккель, но, когда они с Тесс поженятся и у них родится первый ребенок, он перестанет тренировать основную команду и перейдет в детскую, потому что тренировки у них начинаются раньше, а значит, он всегда успеет домой, чтобы приготовить ужин к возвращению жены. Однажды он будет тренировать и собственных детей.

* * *

Хряк сел на свое место, гордый как петух. Хоть он и расположился на бьорнстадской трибуне, какой-то человек из Хеда не поленился и поднялся к нему. Это был Йонни – он протянул свою ручищу, и Хряк после некоторых сомнений пожал ее.

– Хороший парень твой Бубу, – сказал Йонни.

Хряк кивнул, сперва удивленно, потом с благодарностью:

– Тесс он все равно не достоин.

Йонни едва заметно улыбнулся:

– Да уж. Тут ты прав. Но мы все не заслуживаем своих жен.

Хряк подвинулся. Что Хряк, что Йонни – оба здоровяки: вдвоем они заняли почти три сиденья. Полжизни назад они как заведенные рубились друг с другом на льду, но теперь им предстояло породниться, а следовательно, каким-то образом и подружиться тоже. Но для начала хорошо бы снять напряженность. К счастью, неподалеку сидели Ана и Мая. Хряк перегнулся и спросил, не найдется ли у Аны пары банок пива. Проносить пиво в ледовый дворец, конечно, запрещено, но если бы Ана никогда не делала ничего запретного, она бы из дому не выходила. Да она бы тогда и дома не смогла находиться. Хряк и Йонни тайком потягивали пиво из бумажных стаканчиков – не потому, что Йонни опасался охранников, а потому, что боялся Ханны.

– Что ж, приходите на обед, – решительно заявил он.

– Бубу будет рад, – коротко ответил Хряк.

– Надеюсь, готовить-то ему, – ухмыльнулся Йонни.

И Хряк засмеялся. Они чокнулись. Они сидели рядом и почти десять минут говорили о хоккее. Пока не разругались. Однажды они станут дедушками. Непросто будет их внукам выбрать любимую команду. Ох как непросто.

* * *

В коридоре у раздевалки показался Амат с баулом на плече. Он остановился рядом с Бубу, и они крепко обнялись.

– Это наш последний сезон вместе, потом ты уйдешь в профессиональный хоккей, – сказал Бубу, чувствуя комок в горле.

– Ты каждый сезон так говоришь, – улыбнувшись, ответил Амат.

Но Бубу окажется прав. Остальные игроки уже собрались в раздевалке, Амат сел между Столичным и Зазубами, и, пока они переодевались, Амат спросил:

– Не хотите потренироваться завтра?

Они кивнули.

– А может, прямо сегодня, вечером? – предложил Столичный. – После матча вы заняты?

Так и порешили. На трибунах тысяча голосов как один скандировали: «НАС НЕ ПОСТАВИТЬ НА КОЛЕНИ! КТО ПЫТАЛСЯ – ОБОСРАЛСЯ!» Обе стоячие трибуны кричали одну кричалку, в волнение пришел весь лес. Лицо Зазубами было непроницаемо, но его колени безостановочно тряслись.

– Волнуешься? – спросил Столичный.

Зазубами пристыженно кивнул.

– И зря. Шайбы им все равно не видать, – ухмыльнулся Столичный так, словно уже заразился лесной гордыней.

«НАС НЕ ПОСТАВИТЬ НА КОЛЕНИ!» – орали люди на стоячих местах – политикам, власть имущим, всему свету.

– Я и забыл, что они так орут, – сказал Амат.