После финала

…Мои мысли резко прерываются, когда Лиам издает едва различимый звук. Чуть слышный, не совсем стон, но уже больше, чем просто дыхание.

– Вы слышали?

В голосе Никки звучит надежда. Она вскакивает со стула, со скрипом провозя его ножками по полу. Шерил уже подбежала к Лиаму и склонилась над его кроватью. Два дня назад его отключили от аппарата искусственной вентиляции легких, и его тело постепенно освобождается от снотворного. «Теперь остается только ждать», сказала мне тогда Никки, пытаясь сохранить самообладание. Я сжала ее руку: «Будь рядом и готовь чистую футболку».

Лиам снова стонет – безошибочный знак, что ребенок просыпается, – и Никки с трудом сдерживает слезы.

– Я здесь, малыш. Мама с тобой.

Вставая, я задергиваю шторку между кроватями Дилана и Лиама.

– Чтобы вас не беспокоить, – бормочу я, но меня никто не слышит.

За шторкой раздаются возгласы: «Он просыпается, он и вправду просыпается!» Лиам кашляет, и Шерил зовет Инь, чтобы та принесла ему воды: «Но только маленькими глоточками, не слишком быстро», а мой мальчик лежит неподвижно, бледный и тихий, и я просто не могу этого вынести.

Выйдя из больницы, я прислоняюсь к стене и тяжело дышу, словно только что пробежала кросс. Я забыла надеть пальто, но иду несмотря ни на что – мне надо проветрить голову перед тем, как я вернусь в палату. Я приближаюсь к шеренге магазинов неподалеку и, зайдя в небольшой супермаркет, бесцельно брожу, наполняя корзину угощениями для семейной комнаты. Очередь в кассу слишком длинная, и я иду к автоматам самообслуживания.

– Она здесь! – бормочу я, в третий раз поднося к сканеру бутылку воды. – Ты же на нее смотришь!

Женщина у соседнего автомата смеется.

– Значит, не я одна разговариваю с этими штуками.

Я улыбаюсь в ответ, продолжая сканировать свои покупки и бросать их в пакет.

– Пожалуйста, положите товар в пакет, – говорит автомат через секунду после того, как я ставлю на платформу упаковку трубочек с заварным кремом.

– Он уже в пакете.

Соседка опять сочувственно смеется. Она уже закончила сканировать покупки и теперь набирает свой пин-код.

– Пожалуйста, положите товар в пакет.

Я вспоминаю о Лиаме, гадая, сидит ли он и достаточно ли он бодр, чтобы говорить. Потом поднимаю трубочки и снова бросаю их на платформу.

– Пожалуйста, положите товар в пакет.

Я спрашиваю себя, заметил ли Дилан, что я его оставила? Что, если он растерян и скучает? Меня захлестывает чувство вины.

– Он уже в пакете, черт бы тебя побрал!

Я швыряю трубочки на платформу с такой силой, что слышу, как они с хрустом ломаются.

На этот раз моя соседка не смеется.

– Пожалуйста, положите товар в пакет.

На лбу у меня выступает испарина, на глаза наворачиваются слезы, а из носа течет. Я хватаю упаковку с пирожными, размахиваюсь и бью ей о край моей корзины снова и снова, все громче и громче выкрикивая каждое слово:

– Он. Уже. В чертовом. Пакете.

Я смутно сознаю, что вокруг меня люди, чувствую чью-то твердую руку на своем локте, и кто-то рядом спрашивает: «С вами все в порядке, дорогая?»

Вырвавшись, я делаю шаг назад. Толпа зевак вокруг меня перешептывается и наблюдает; очередь к автоматам ломается, когда любопытные один за другим высовываются из нее, чтобы посмотреть на происходящее. Моя больше не улыбающаяся соседка, поймав мой взгляд, отводит глаза.

Рука, которая держала меня, принадлежит мужчине в черном костюме, неоновом жилете и с радиопередатчиком на поясе. Вид у него немного растерянный, ведь он привык иметь дело с воришками и несовершеннолетними хулиганами, а не с женщинами за тридцать, выведенными из себя автоматическими кассами. Я рывком подтягиваю сумку, висящую у меня на плече, и, высоко подняв голову, покидаю магазин. Уже в больнице я обнаруживаю, что все еще держу в руках этот проклятый пакет с трубочками.

– Ваш муж сегодня придет?

Вряд ли доктор Халили знает, что мой муж провел ночь в отеле, но в ее голосе столько сочувствия, словно ей отлично это известно. Уже вторая половина дня, но от Макса нет никаких известий. Суета вокруг Лиама стихла, он лежит неподвижно, а Никки, как приклеенная, сидит у его кровати. Теперь остается только ждать.

– Я… я не уверена. А что будет, если он… если мы не сумеем договориться?

– Вы не первые родители, у кого возникают разногласия относительно лечения. Мы можем предоставить вам независимого посредника, который поможет прийти к общему решению, и только потом…

– Это вряд ли произойдет.

Мне не хочется быть резкой, но она просто не знает Макса, она не знает, насколько глубоко он погрузился во все это, насколько глубоко он это чувствует и верит в успех.

– И что мы будем делать дальше?

Я говорю с уверенностью, которой на самом деле не чувствую.

Доктор Халили колеблется и слегка морщит нос.

– В том маловероятном случае, если мы не сможем прийти к соглашению, рекомендации будет давать Фонд медицинского страхования. Он также может обратиться в суд относительно дальнейшей судьбы пациента.