После капитализма. Будущее западной цивилизации

Появление любого технического устройства— посредника между двумя общающимися личностями — немедленно «разрезает» собеседника, позволяя иметь дело лишь с одним из его аспектов. Телефон дает лишь голос, а сейчас все более популярными становятся каналы общения, оставляющие от «коммуникантов» лишь текстовые записи их посланий да имена тех, кто говорит, причем и имена часто заменяются псевдонимами («никами»). Что интересно, возможности современной техники вполне позволяют создать иллюзию живого присутствия собеседника, дав одновременно и его изображение, и звук. Однако такие, казалось бы, наиболее совершенные средства дистанционной коммуникации получили сравнительно небольшое распространение, и не только потому, что они дороги, но и потому, что жители современных больших городов предпочитают форматы общения, обеспечивающие достаточно высокую степень неучастия в процессе общения.

Когда имя скрывается за псевдонимом, лицо — за компьютерным экраном, а сама деятельность по общению оказывается «побочной»: общаясь, можно одновременно пить кофе, работать, смотреть телевизор или, наконец, общаться одновременно с другим партнером. Неполнота телесного присутствия собеседника в общении, которая первоначально была лишь следствием несовершенства техники, неспособной передать весь человеческий облик во всех его нюансах, теперь стала удивительно релевантной неполноте психологического присутствия человека в общении. Таким образом, когда вместо живого человека сего плотью, глазами, голосом и «аурой» перед нами оказывается лишь «выскакивающие» на экране компьютера буквы, то это не только техническое последствие ретрансляции информационного сообщения, но и символическое обозначение того, что наш собеседник действительно не хочет весь, целиком, душой и телом отдаваться коммуникации с нами.

Опыт общения с государственной бюрократией последних столетий говорит, что крайне неблагоприятным знаком для просителя является ситуация, когда высокопоставленный бюрократ отказывается общаться с человеком лично, а предпочитает обмениваться записками и резолюциями через своего секретаря. Поведение чиновников вполне объяснимо. Согласно последним данным психологии, непосредственное наблюдение «тела» собеседника обязательно и непроизвольно порождает эмоциональную реакцию, в частности, потому, что человек бессознательно пытается повторять те же самые движения (в частности, мимические), что и собеседник. Отказ от живого общения может означать нежелание эмоционального соучастия с возможным собеседником, а быть может, даже нежелание подробно вникать в его аргументы.

Феноменология утверждает, что соприсутствие двух общающихся людей в едином времени и пространстве порождает «эмпатию», т. е. «вчувствование», а бюрократы, избегающие живого общения с просителями, гарантируют себя от возникновения эмпатии. Между тем техническая система средств коммуникации позволяет множеству пользующихся ею людей почувствовать себя «большими начальниками», чей автоматизированный «секретарь» отсекает их от «просителей», хотя и исправно передает записки. То, что первоначально было последствием ограниченных возможностей техники, теперь стало средством обеспечения своеобразного психологического комфорта, возникающего благодаря тому, что собеседники избавляются от эмоциональных нагрузок и ответственности живого общения.

Поскольку средства коммуникации прячут человека за маской, это создает предпосылки для того, чтобы маска могла оказаться ложной постольку, поскольку ее носитель все равно скрывается. Так появляются многочисленные случаи обмана и полуобмана в общении, построенном на телекоммуникациях. Собственно говоря, уже обычная бумажная почтовая переписка может порождать ситуации, когда истинный отправитель явно не соответствует своему образу, вырисовывающемуся в письмах. Но до возникновения Интернета такого рода случаи были либо курьезами, либо уголовными преступлениями, а Интернет сделал их обыденностью: достаточно вспомнить многочисленные случаи розыгрышей, когда под псевдоличностью некой якобы сексуально-доступной девушки скрывался юноша (и наоборот).