Что же произошло за эти тридцать лет, если о некогда полном надежд континенте иностранцы (как и многие африканские представители интеллигенции) стали писать в почти таких же отрицательных выражениях, какие использовались в дискурсе XIX столетия? Сразу же должен остановиться на двух моментах. Первый состоит в том, что отрицательные геокультурные описания Африки — не новость; они представляют собой возврат к тем взглядам на этот континент, которые господствовали в Европе на протяжении, по крайней мере, последних пяти столетий, то есть, в период исторического развития современной миросистемы. Оптимистические, положительные высказывания, характерные для 1950-х и 1960-х гг., были исключительными и, как мне представляется, недолговечными. Второе обстоятельство, на котором мне хотелось бы остановиться, заключается в том, что изменения, произошедшие в период между 1960-ми и 1990-ми гг., касаются не столько Африки, сколько миросистемы в целом. Мы не сможем дать серьезную оценку нынешнему положению или перспективам возможного развития Африки, если предварительно не проанализируем те сдвиги, которые на протяжении последних пятидесяти лет происходили в системе в целом.
Поражение держав «оси» в 1945 г. обозначило завершение длительной борьбы — в некотором роде «тридцатилетней войны» — между Германией и Соединенными Штатами за то, чтобы стать преемником господствующей державы после упадка Соединенного королевства, начавшегося в 1870-е гг. Колониальные захваты в Африке, так называемая борьба за передел мира, были побочным продуктом межгосударственного соперничества, доминировавшего на мировой арене после того, как Великобритания утратила способность единолично определять правила мирового порядка и международной торговли.
Соединенные Штаты, как мы знаем, выиграли эту тридцатилетнюю войну на условиях «безоговорочной капитуляции», и в 1945 г. были единственной державой миросистемы с колоссальным производственным механизмом — в то время не только наиболее эффективным, но единственным, оставшимся в рабочем состоянии (не затронутым разрушениями военного времени). История последующей четверти века сводилась к упрочению господствующей роли Соединенных Штатов при помощи соответствующих мер в трех географических регионах мира, как стали их именовать в Соединенных Штатах — советской сфере влияния, на Западе и в третьем мире.
Если в области экономики Соединенные Штаты, несомненно, далеко превосходили своих самых близких конкурентов, то в военном отношении это было не так, поскольку второй сверхдержавой здесь оставался СССР (хотя, нельзя не отметить, он ни в коей мере не мог сравниться с могуществом Соединенных Штатов). Отстаивая марксистско-ленинские позиции, СССР противостоял доминировавшей либеральной доктрине Вильсона.
Тем не менее, на идеологическом уровне марксизм-ленинизм представлял собой скорее одну из разновидностей вильсонианского либерализма, чем его подлинную альтернативу. По сути дела, обе идеологии разделяли основные представления о геокультуре. Сходство их выражалось, как минимум, в шести основных программных подходах и позициях, хотя нередко это единство их взглядов отражалось в немного отличавшихся друг от друга формулировках: (1) они отстаивали принцип самоопределения наций; (2) они выступали за экономическое развитие всех государств, подразумевая под этим урбанизацию, коммерциализацию, пролетаризацию и индустриализацию, которые в итоге должны были бы привести к процветанию и равенству; (3) они заявляли о своей вере в наличие универсальных ценностей, в равной степени применимых ко всем народам; (4) они подчеркивали ценность научного знания (особенно в его ньютоновской форме) как единственной разумной основы технического прогресса; (5) они верили в то, что прогресс человечества неизбежен и желателен, и для развития этого прогресса необходимо сильное, стабильное, централизованное государство; (6) они заявляли о приверженности к народовластию — демократии, — но определяли демократию как ситуацию, при которой специалистам в области проведения разумных реформ на деле позволялось принимать основные политические решения.