После либерализма

Чтобы правильно разобраться в стоящих перед Африкой проблемах, прежде всего надо понять, что они присущи не только Африке. Я хотел бы остановиться на четырех из них, часто обсуждаемых в дискуссиях об Африке, и попытаться осмыслить их в более широком контексте. Первая заключается в крахе национально-освободительного движения. Почти во всех странах оно зародилось в колониальную эпоху, отражая требования африканцев самостоятельно распоряжаться собственной судьбой, и в результате привело к политическим битвам за достижение этой цели. Эти движения составляли силу национальной интеграции, поднимая людей на борьбу за лучшую жизнь и достижение большего равноправия в мире. Они были направлены против разделительного партикуляризма в рамках одного государства, но выступали за утверждение национальной и африканской культуры в рамках миросистемы. Они отстаивали модернизацию и демократизацию, вселяя в людей надежду.

Еще вчера все эти движения достигли своей главной цели — национальная независимость была завоевана. Сегодня ни одно из них не сохранилось в первозданном облике; большей их части вообще не суждено было сохраниться. Единственное исключение составил АНК Южно-Африканской Республики, который решил свою основную задачу только в 1994 г. Там, где после достижения независимости эти движения распались, никакие другие политические силы не заполнили образовавшийся вакуум и не смогли аналогичным способом мобилизовать национальное сознание, и такие силы пока не появились.

Может быть, такое положение достаточно тревожно, но только ли Африка в нем оказалась? Разве лучше складывалось положение национально-освободительных движений в Южной и Юго-Восточной Азии, в Арабском мире, в странах Латинской Америки и Карибского бассейна? Да и коммунистические движения, которые захватили власть на географическом пространстве от Эльбы до Ялу, безусловно, находятся не в лучшем положении. А если взглянуть на Западную Европу и внеевропейский мир белых поселенцев, будет ли картина сильно отличаться? Возникшие там движения, сопоставимые с национально-освободительными движениями в Африке и социал-демократическими движениями (lato sensu)

[28] также мобилизовали общественное мнение в направлении модернизации и демократизации, и в большинстве случаев после долгих десятилетий борьбы оказались способными прийти к власти. Но разве не в таком же смятении пребывают теперь эти движения, провозглашающие старые лозунги, не очень себе представляющие, за что они выступают, и неспособные заручиться теперь той эмоциональной поддержкой масс, которая некогда составляла их силу? Лично я не вижу между ними большой разницы.

Вторая проблема Африки отчасти определяется крахом этих режимов. Под их крахом мы имеем в виду лишение их поддержки масс. Они больше не в состоянии никого мобилизовать. А что стало с теми, кто мобилизовал народ, с кадровыми руководителями всех этих движений, с теми, чье продвижение вверх стало возможным благодаря успеху этих движений — политиками, чиновниками, представителями интеллигенции? Ведь это они отстаивали такой национальный проект, и во многих смыслах именно они получили от него выгоду.

По мере того, как становился очевидным крах этих движений, когда цели, за достижение которых они боролись, постепенно стали отступать за линию горизонта, эти кадровые работники стали покидать тонущий корабль, стремясь к собственному спасению. Идеологические обещания отходили на задний план, от самоотверженности периода борьбы за национальную независимость не осталось и следа, многие вступили в конкурентную борьбу, где зачастую законную деятельность было трудно отличить от незаконной.

Все это, вне всякого сомнения, имело место в Африке в 1990-е гг. Но разве продажность и коррупция циничной элиты — явление, присущее только Африке? Я в этом сомневаюсь. Точно то же самое происходит в Латинской Америке и в Азии. Эти явления характерны и для бывшего коммунистического мира. Достаточно лишь просмотреть газетные заголовки, чтобы убедиться в том, насколько коррупция в Африке бледнеет по сравнению с тем, что каждый день становится известным в Италии и Японии, во Франции и Соединенных Штатах. Но и в этом, конечно, нет ничего нового.