После любви

– Будьте осторожны. Ваша машина, надеюсь, не слишком бросается в глаза?

Я тотчас вспоминаю обтекаемые футуристические формы гибрида «Астон-Мартина», «Порша» и «Феррари».

– Не слишком.

– Отлично. Франсуа приходил сюда пешком.

– Это его не спасло. – Я снова говорю жестокие вещи, и не-Шон снова прощает меня.

– Вы помните, что я сказал?

– Что я все время должна поворачивать направо.

– Что вы всегда можете положиться на меня.

– Спасибо.

– Удачи…

Сирень будет цвести следующей весной и вряд ли я увижу, как она цветет. Увидеть – означало бы остаться в Этом городе как минимум месяцев на семь, еще и еще раз вернуться в «Саппое Rose», включившись в игру «Тайный агент» (в нее с упоением играет не-Шон). И я полагаю – Фрэнки был не единственным, кто оставлял информацию в тайнике. Развеселый бар всегда был наводнен шпионами и сотрудниками конкурирующих спецслужб. Кто-то из них привел Фрэнки, кто-то – так же, как и Фрэнки, – мог распроститься с жизнью ради общего дела.

Как правило, остающегося незамеченным.

Как правило, преследующего самые разные, радикально противоположные и постоянно меняющиеся цели.

Неизменен только бармен.

Он – да еще кусты сирени.

Я выполняю все указания не-Шона и, пройдя арку, улицу Арми Ориент и свернув направо, снова оказываюсь на Лепик. И сразу замечаю машину Мерседес, стоящую там же, где я припарковала ее несколько часов назад. Мою машину. Никаких других машин поблизости нет, ее одиночество тотально. Одиночество и незаурядность. В ранних сумерках четырехколесное чудо выглядело необычным, сейчас же смотрится и вовсе инопланетно. Представить ее на улицах Эс-Суэйры без огромной толпы зевак, цокающей языками и шумно восхищающейся, я не в состоянии. Да что там Эс-Суэйра! Даже в Париже такая тачка стала бы предметом вожделения сотен людей. Я поступила опрометчиво, оставив машину так надолго. Я поступила опрометчиво, оставив ее вообще. Свидетельством моей опрометчивости может служить белый листок, он торчит из-под дворника.

Штраф за неправильную парковку.

Попереживав долю секунды, я мгновенно успокаиваюсь: настоящая владелица тачки то и дело влипала в подобные мелкие неприятности (стоит только вспомнить ворох квитанций на дне многочисленных сумок) – и то не особенно мучалась. Так стоит ли страдать мне?

Не стоит.

Неизвестно, воспользуюсь ли я этой машиной еще когда-нибудь. Какой бы прекрасной она ни была и какой бы потрясающей ни была сама Мерседес. Я все же – не Мерседес. До того как у меня в руках оказался желтый конверт, мысль стать Мерседес не казалась мне утопичной, винтаж-костюм от Biba подходил мне по размеру даже на глаз, а сколькими еще восхитительными тряпками можно было бы разжиться!..

O-la-la, mademoiselle!

Мерседес – не только тряпки, сумки, парики, шикарная машина с навигацией и проспект Национального музея мотоциклов в Римини. Мерседес – это еще и потайная комната с оружием, сейфом, бумагами, Стеной плача по пулям в голове. Мерседес – это еще и старый лжец Иса, и лжец помоложе Алекс, и юный Слободан, выбивающий дырку в монете с расстояния в сто шагов. Находиться в поле притяжения Мерседес опасно.

И чертовски притягательно.

До сих пор мне плохо удавалось справляться с этим притяжением – возможно, конверт Фрэнки убережет меня от падения в черную дыру. Я собираюсь приступить к его изучению немедленно.

Устроившись в машине и включив подсветку, я в нетерпении отрываю полоски скотча, которыми заклеен конверт: одну, другую, третью. Справиться с ними оказывается не так просто, но вместе с последней полоской мне на колени падает и первый трофей: удостоверение личности на имя Франсуа Лаллана (Francois Lallanne) и еще одно удостоверение на имя офицера спецслужб Франсуа Лаллана. С обоих фотографий на меня смотрит Фрэнки.

Фрэнки.

Я не думала, что так легко узнаю его, – фотографии на любых удостоверениях обычно получаются безликими, стертыми, сохраняющими лишь отдаленное сходство с оригиналом. Да еще фамилия – Лаллан!.. Франсуа Лаллана и Франсуа Пеллетье роднит лишь сдвоенная «л». И – лицо на снимке. Франсуа Лаллан был офицером спецслужб и больше никем. Франсуа Пеллетье мог оказаться кем угодно, перечень его профессий я выучила наизусть с первого раза. К ним могли прибавиться еще два десятка специальностей и столько же выпасть. И Франсуа Пеллетье мог бездумно заснять на камеру мобильника взрыв в лондонском автобусе. Взрыв, который произошел еще и потому, что офицер спецслужб Франсуа Лаллан вовремя не вступил в контакт со своими английскими коллегами. А может, и не было никакого снимка. И он – лишь часть легенды, которую Франсуа Лаллан придумал для Франсуа Пеллетье.

Франсуа Лаллан, действующий совершенно автономно.

Что сказал мне о Фрэнки не-Шон? Что тот отправился в Марокко на свой страх и риск. Вот почему мне не предъявили обвинение в убийстве офицера французских спецслужб Франсуа Лаллана, а обвинили в смерти безликого (каких миллионы) гражданина Франции Франсуа Пеллетье. Вот почему мной занимался самый рядовой, хотя и не лишенный лоска, следователь.