После пламени. Сборник

Язык и миф родственны друг другу, «это два разных побега от одного общего корня» [Кассирер. С. 568]. Корни мифологии Толкиена лежат в том глубоком и искреннем интересе к слову, который проявился у будущего писателя ещё в раннем детстве. Его интересовало не только значение слов, но и само их звучание и облик. «Лингвистические структуры всегда действовали на меня, как музыка или цвет» [Толкин 2001a]. В четырёхлетнем возрасте Толкиен познакомился с начатками латыни и французского, этим языкам его обучала мать. Она обнаружила, что сын получает удовольствие, слушая слова, читая их и повторяя их вслух, почти не обращая внимания на смысл.

В возрасте семи лет Толкиен написал своё первое произведение — это была сказка о драконе. Драконы сильно занимали воображение впечатлительного мальчика, прочитавшего однажды в книге сказок историю о Сигурде, убившем змея Фафнира. Свой ранний опус Толкиен (по его собственному признанию) «начисто забыл, кроме одной филологической подробности. Моя мать насчёт дракона ничего не сказала, но заметила, что нельзя говорить „зелёный большой дракон“, надо говорить „большой зелёный дракон “. Я тогда не понял, почему и до сих пор не понимаю. То, что я запомнил именно это, возможно, важно: после этого я в течение многих лет не пытался писать сказок, зато был всецело поглощён языком» [Карпентер. С. 38].

Поступив в школу короля Эдуарда, юный Толкиен получил возможность совершенствовать те знания языков, которыми он уже обладал (благодаря урокам матери), и, кроме того, приступить к изучению новых языков, притягательно непонятных (до поры). По воспоминаниям самого Толкиена, большую часть времени в школе он тратил на изучение латыни и греческого: «Греческий очаровал меня своей текучестью, подчёркиваемой твёрдостью и своим внешним блеском. Но немалую часть обаяния составляли его древность и чуждость (для меня). Он не казался родным» [Карпентер. С. 46].

Вслед за классическими языками, предлагавшимися школьной программой, Толкиен в старших классах начал серьёзно заниматься тем, чего в расписании не было: он стал «докапываться до костей, элементов, общих для всех языков; фактически, он начал изучать филологию как таковую, науку о словах» [Карпентер. С. 57]. В своих изысканиях Толкиен познакомился с англосаксонским языком (называемым также древнеанглийским), прочёл в оригинале древнеанглийскую поэму «Беовульф» и, испытав настоящий восторг, пришёл к выводу, что это одна из удивительнейших поэм всех времён и народов. «Кентерберийские рассказы» Чосера открыли для него среднеанглийский, на котором были написаны восхитившие будущего писателя поэмы «Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь» и «Перл» (аллегорическое произведение об умершей девочке, которое приписывают автору «Сэра Гавейна»). Кроме того, Толкиен обнаружил, что среднеанглийский диалект близок к тому, на котором говорили жители Западного Мидленда, предки его матери. Следующим шагом было обращение к древнеисландскому и прочтение — теперь уже в оригинале, строка за строкой, — той самой истории о Сигурде и змее Фафнире, которая так завораживала его в детстве. Был ещё случайно попавший в руки учебник готского языка (исчезнувшего с лица земли вместе с народом, который на нём говорил, — сохранилось лишь несколько письменных фрагментов); были книги на испанском в доме дяди, наполовину испанца; были и немецкие книги по филологии, где находились ответы на хотя бы некоторые из вопросов, интересовавших начинающего языковеда.

Искренняя любовь к самому виду и звучанию слов (а также, несомненно, ценная помощь филологических трудов на немецком) подвигла юного Толкиена к попытке создания собственного языка. Предполагалось, что это будет реконструкция некоего германского языка, от которого якобы не сохранилось письменных источников. Используя свои весьма к тому времени обширные познания в области лингвистики, Толкиен приступил к построению даже не одного, а нескольких вымышленных диалектов, у которых была особая система грамматики и фонологии. Параллельно он работал и над их алфавитами.