После России

— А я космополит… Такой у меня характер — охота к перемене мест. И при этом я не ощущаю никаких эмоций, у меня нет по этому поводу комплексов. Наоборот, я доволен тем, что не создал никакого себе гнезда, дома, у меня нигде никогда ничего не было. Я думаю, что Набоков и в этом отношении тоже, быть может, гордился бы моими успехами. Он ведь тоже, живя в Америке, на Западе, никогда не имел своего угла. Например, в Итаке, где он десять лет был профессором русской литературы, он так и не купил себе дома, пользовался казенными домами университета. А сегодня на некоторых из этих домов прибиты мемориальные доски. На первом набоковском фестивале — а это было грандиозное событие для университета, для культурной жизни Америки, многими не замеченное, но оно было очень значительно, значительно и для меня тоже, — так вот. там я познакомился с сыном Набокова, известным итальянским певцом, который говорит и поет на многих языках, огромный такой человек с огромным басом. Он приглашал заезжать к нему в гости. На этом же набоковском фестивале — вот это была для меня, пожалуй, самая интересная встреча, хотя я и не рискнул подойти познакомиться. — был Хорхе Борхес, это было грандиозно, что он приехал, это было, пожалуй, самое интересное, что я видел в культурной жизни Америки. Когда в огромной, многотысячной аудитории одного из ведущих американских университетов появился Борхес, а его, слепого человека, ввели под руки, все встали и зааплодировали.

Да, да при всей теперешней непредрасположенности к литературе нашлись три с половиной тысячи человек, которые, стоя в течение десяти минут, аплодировали писателю. Для меня это были, наверное, самые важные в жизни минуты. Я почувствовал, что даже в этой стране, где так несправедливо о многом забыли, о том, что дорого мне и нам всем здесь, все-таки есть еще какая-то надежда…

— Скажи, если бы не оценка Набокова, как бы могла повернуться твоя судьба?

— Думаю, что меня бы не было, я бы не сидел здесь, вообще ничего, быть может, не произошло бы. И я либо до сих пор работал в Венском лесу, в чем. конечно, сильно сомневаюсь, либо жил где-нибудь в Африке. Набоков сделал мою американскую карьеру, западную карьеру, если можно употребить этот термин, он помог мне опубликоваться, после его фразы о моей прозе, о том, как он ценит мою книгу, после этого для меня в Америке открылись многие двери. И когда я приехал в Нью-Йорк и меня привели в какой-то литературный салон, это было сказочно, на меня забегали в течение целого вечера смотреть, причем не просто какие-то люди, а очень именитые. Курт Воннегут прибежал, он сказал: «Я только на полчаса, но я хочу посмотреть на человека, которого похвалил Набоков». Потому что Набоков никогда никого не хвалил. А потом появилась Татьяна Яковлева, это было приятное знакомство. Передо мной сразу же открылись многие университетские возможности публикации. Без Набокова бы не было ничего!

— Владимир Набоков отозвался о тебе высокими пронзительными словами о том, что твоя книга «трагическая, возвышенная и трогательная». Нет ли у тебя, извини, каких-нибудь пронзительных или других слов относительно нравящихся тебе советских писателей?