После России

– Ведь какой матёрый человечище, прости Господи! Сначала на советской работе… Потом - ельцинский выдвиженец. Потом первым начал мутить Уральскую республику… Что вы! Я как сейчас помню, 1993 год, все дела… Потом, когда получил по шапке, тихонечко фрондировал Ельцину, периодически взбрыкивая… ну пока можно было. При Путине перестроился мгновенно, и уж не было у идеи единой России большего сторонника! Я, помню, бывал в вашем этом Екатеринбурге, съезд там был этой, как её, «Единой России»… Россель там, конечно, пятками себя в грудь бил… Так ведь он умудрился дожить и до Кризиса! Хоть уже и не был губернатором, но успел, каналья эдакая, прокряхтеть напоследок, с больничной койки уже, что, мол, всю свою жизнь он был сторонником уральской независимости и типа готов хоть сейчас возглавить её. Благо, хватило тогда ума старика не позвать к рулю - совсем ведь уже из ума выжил… Как вот можно было терпеть таких людей во власти? Почему Путин, когда ему ещё все доверяли, не вычистил сразу этих вот росселей на всех уровнях? Нет, он ведь с ними был нежен, каждому этому гандону дал возможность сидеть до последнего… Вот и пожалуйста, вот и итоги. Люди годами видели одни и те же рожи, которые им постоянно что-то рассказывали. И как бы не менялась жизнь, эти-то государственники всегда оставались при постах и деньгах, и всегда были совершенно убеждены в своей правоте и уместности!

– Скажите, Фёдор Никитич, а вы не боитесь вообще так смело обо всём рассуждать, а? Россию жалеть в наше суровое время - чревато, а? Да и вы, как я понимаю, и при Путине, и при Юркевиче не в лесу партизанили? - отец Валентин подошёл к Хворобьеву и встал справа от него, глядя на него сверху, прямо на лысину.

– А что я? Я уже старый человек… Одинокий и старый. Я, друзья мои, проститутствую с 1981 года! Да-да. В год 26-го съезда КПСС я начал писать заметки в нашу костромскую комсомольскую газету! Потом журфак, потом работал в газетах. Перестройка, все дела… Тут я развернулся, да! Эх, были времена… Потом, при Ельцине, я попал в обойму к губернатору, сыто жил. Вообще, за последние десятилетия - ничего не пропустил! Писал репортажи со съездов депутатов, потом - регулярно писал про все партии, которые считались правящими… На первом съезде «Единства» был! В 1999 году, да… Как вчера! Короче говоря, к кризису был я почтенным председателем нашей областной организации «Медиасоюза», хотя название, конечно, вам ничего не скажет. Ну а как Кризис случился - чего делать-то было? Остался работать при власти. Со мной провели беседу какие-то умники, я покаялся, всё как надо… Ну и при Юркевиче честно рассказывал людям, как оно всё… С точки зрения власти. Ничего другого не умею, да уж и учится поздно. Пирогов на старости лет устроил мне приключение, да. Мне грозились припомнить всю мою писанину. Если успел с голой жопой удрать… Ну ничего… России нет, а власть всё равно есть. Авось пристроюсь куда-нибудь потихонечку, как погонят Пирогова этого… Глядишь, еще поредактирую свои «Русские новости». Ну или что-нибудь другое. Меня уже взяли на учёт, как опытного бойца идеологического фронта, да ещё и пострадавшего от мятежников, нас таких мало осталось, кто линию партии с полуслова понимает, да…

Сева пожалел, что не промолчал. Жалельщик России Хворобьев был, без сомнений, стукачем со стажем и все его задумчивые тирады вполне могли оказаться провокацией. «Ой, дурак! Ну зачем я не смолчал? Дурак и есть», - Сева быстро подал всем руку и удалился. Его неожиданно догнал отец Валентин и без предисловий заговорил, продолжая закончившуюся дискуссию:

– Вы, Сева, хороший русский человек… Думающий… Это всё ерунда… Это всё вот. Пройдет! Я вот что хочу сказать. Когда-то давно, ещё в начале восьмидесятых, в день тогдашнего праздника, 7 ноября, я маленький ещё был… Я ведь не такой старый, просто борода старит. Шли мы с отцом моим по городу. А я ему и говорю - вот сколько нашему государству лет? Он говорит… Не важно, ну, допустим в том году было 68 или 69… Я говорю и долго оно ещё будет существовать? А он мне и говорит, мол вот, Римская-то империя тысячу лет существовала. И я задумался: это ж значит всё еще только начинается, впереди - десять веков истории! И не усомнился ничуть. А Союзу-то оставалось лет 5-6… Но ведь кто бы знал! Никто не знал. И я вот всё думаю - как тщетно и странно всё вокруг, и что завтра-то будет? А послезавтра? Бог знает…

– Зачем вы мне всё это рассказываете? - Сева решил, что провокаций с него хватит и сделал строгое лицо: - Это всё прошлое, к чему?

– Ни к чему… Просто страшно каждое утро вставать и понимать: есть небо, есть земля, люди вокруг есть, а России - нет! Понимаете, Сева? Нет и, как я понимаю, никогда не будет! Вот уж не думал, что выпадет мне жить после России, - отец Валентин производил впечатление человека на грани нервного срыва.

– Я лично Россию плохо помню, трудно вам что-то сказать, - Сева на всякий случай говорил общими фразами, но всё же решил замедлить шаг и пообщаться с расстригой.