После России

План учреждения нового языка вдруг привиделся ему во всей грандиозности, красоте и выгоде. Нужно будет поработать с диалектами, кодифицировать все эти «чё» и прочие «робить», ну всякие там окончания деревенские – писать, как слышится. Если писать фонетическими знаками, то получится почти белорусский! Кстати, создать Институт уральского языка – это ж какие гранты можно получить под такое! Оканье как-то выделить… Или аканье? Да какая разница! Присыпать бажовской экзотикой и хантами-мансями… ну там татарского капнуть… украинского малость! Там большие наработки… В конце концов евреи выучили иврит, так что можно заставить, если с детства учить. Времени нет, но зато техника какая! Перевести на уральский коммуникации – и готово! Выучат тихонечко. И писать латынью. Вот! Это первым пунктом! Буду отцом уральского языка, ко всему прочему!

Утром, очнувшись от сумбурного сна и прополоскав рот, Михаил Сергеевич позвонил Водянкину, своему новому покровителю, и в нескольких словах описал свой проект. К удивлению Михаила Сергеевича, которому самому его ночные идеи уже казались началом шизофрении, Водянкин внимательно выслушал и позже перезвонил:

– Знаете, этим нужно срочно заниматься! Подумайте, сколько и каких вам нужно людей, сколько денег. Я подумаю, где будете работать.

12. Лицензия на убийство

Каждый день возвышения приносил Водянкину только хорошие новости. Сразу после приснопамятных посиделок у Реджепова в его руках оказалась пьянящая, удивительная, гигантская власть.

Похожее состояние он пережил в начале своей карьеры, когда однажды понял, что уполномочен принимать судьбоносные решения. И потом, двигаясь вверх по служебной лестнице, он радовался тому, как слабый рычажок влияния на чужие судьбы и даже судьбы государства становиться всё мощнее и мощнее.

В тот день, когда Овчинников представил его Реджепову, Павел решил для себя: нужно идти за этим мощным человеком, подчиняться ему и помогать – и выйти на новые рубежи власти и влияния. Эта программа вскоре принесла плоды: уже через несколько месяцев после знакомства он занял пост госсекретаря. С тех пор он постоянно общался с Реджеповым и внутренне готовился к финальному рывку. «Правильно говорят, кому война, а кому мать родна! Очень все вовремя завертелось!» – часто думал он в эти месяцы.

С началом рязанской заварухи связь с Узбеком прервалась, и Павел слегка запаниковал. Крушение Уральской Республики стало бы для него безусловным концом перспективной карьеры, если не жизни. Но в итоге все оборачивалось долгожданным триумфом. Наконец-то можно было окончательно плюнуть на бывшего патрона, тоскливого и боязливого Овчинникова, и напролом идти вперёд, вверх, к ещё большей власти.

При первой же возможности Водянкин воспользовался «лицензией на убийство», выданной ему Реджеповым. Ходить по головам он привык, но вот ликвидировать людей физически ещё не приходилось. «Надо учиться!» – подумал он.

Сразу после того важного заседания правительства Водянкин приказал Жихову следить за передвижениями Трепакова. Тот не стал задавать вопросов, просто кивнул и просил ждать сигналов. Примерно месяц Водянкин знал, что неугомонный министр юстиции собирал на него компромат, и были все основания полагать, что в новой ситуации враг попытается бежать вместе со своими дурацкими архивами в Астану, оттуда может заняться шантажом или попросту мстить, испортив так удачно пошедшую вверх карьеру. Менее всего хотелось, чтобы компромат достался ушлому начальнику казахской внешней разведки Ерболу Орасбеку. Уж он-то нашел бы способ разыграть полученные карты, тут сомневаться не приходилось.

На следующий день Водянкину позвонили от Жихова и сообщили: Трепаков за рулём личного автомобиля двигается в сторону казахской границы.

– Остановить и ликвидировать! – сказал Водянкин, стараясь сохранять в голосе спокойствие.

– Это приказ? – осведомился собеседник.

– Да! Все в курсе. После доложите. Пришлите файл, – ответил он.

***

После заседания правительства Трепаков сразу принял решение бежать. Для очистки совести он всё-таки заглянул к Овчинникову, но тот не скрывал желания завершить разговор. Сомнений не оставалось – Трепаков списан со счётов.

«Ну и славно! Ну и хорошо! Пусть они тут ждут господина Пирогова, а я, пожалуй, покину поле боя». Со стаканом коньяка в руке Роман Геннадьевич мысленно набрасывал планы на ближайшие дни, понимая, что в общем-то давно готовился к этой акции. Несколько встреч в Екатеринбурге, потом в Челябинске, а оттуда можно спокойно двигаться в Казахстан. Для такого случая у него имелся давно заготовленный казахский паспорт.