После стольких лет? (СИ)

— Мисс Грейнджер, вы не потеряете работу. Будете совмещать, как когда-то совмещал все свои должности покойный Дамблдор, — Кингсли мягко улыбнулся. — У вас будет коллега, который сможет подменять вас, — Минерва нервно сглотнула, но промолчала.

— Ну конечно, — гриффиндорка криво усмехнулась. — Тогда вам стоит знать еще кое-что. Недавно в Министерстве у всех брали анализ крови, — лица Директора и Министра напряглись. — Прошу. Мой результат, — Гермиона с каким-то извращенным удовольствием наблюдала за тем, как МакГонагалл и Кингсли читают документы. Сама девушка закурила, выпуская маленькие облачка дыма. — Я не могу покинуть свой пост, — подвела итог Грейнджер через несколько минут молчания.

Повисла тишина. Министр смотрел в документы, а Директор куда-то в пустоту. Они явно что-то обдумывали, и это не могло не нервировать девушку. Тишина угнетала, а в ушах появился этот омерзительный, еле слышный писк, который появляется от сильного напряжения. Казалось, присмотрись и увидишь в воздухе маленькие искорки тока.

Фыркнув, Гермиона отвернулась к окну. Пока эти двое думали, она сама погрузилась в воспоминания о том вечере. Ужасно устав на работе, гриффиндорка вернулась домой только к одиннадцати. Там ее ждал Рон. Такой родной и привычный, но что-то было не так. Она поняла это, как только увидела большой чемодан в прихожей. Сам Уизли сидел в кресле и смотрел в огонь. Языки пламени с жадностью поглощали поленья, которые недовольно потрескивали и, казалось, скулили от неистового жара. Не было никаких скандалов или истерик. Он просто сказал, что уходит, а она не держала. Их отношения зашли в тупик. Оба прекрасно знали, что никакой любви у них не было, просто цеплялись за то, что осталось после войны, за что-то обыденное, привычное. Гермиона тогда не смогла уснуть. Всю ночь девушка просидела у камина с сигаретой в руках. Она пыталась понять, в какой момент все пошло не по плану. Несколько раз Грейнджер истерично смеялась, понимая всю глупость своих действий, а потом снова затихала, погружаясь в размышления. За все это время она не проронила ни единой слезинки.

Фыркнув, Гермиона затушила сигарету в пепельнице на подоконнике кабинета Министра магии. Прошел месяц, а она все об этом думала. Цеплялась за прошлое, боясь посмотреть вперед. Ведь никто не знает, что там, даже она. Рон, милый, глупый Рон был ее привычкой, спасавшей от реальности…

— Вы поедете в Хогвартс, — наконец заговорил Кингсли.

Голос Министра магии походил на скрежет гвоздя по стеклу, но в то же время чувствовалась та непреклонная сила. Выбора девушке не дадут, но и она так просто не сдастся. Будет бороться до последнего.

— Нет, — Гермиона уверенно посмотрела ему в глаза. — Я не буду преподавать в Хогвартсе. Ни за что. Я не оставлю Министерство, — упрямо повторяла девушка.

— Мисс Грейнджер, неужели вы считаете, что это вопрос требующий обсуждения, — усмехнулся мужчина. — Вы едете.

— Но как же все это?! Люди узнают, что я чистокровная! — она сама не верила, что отчаялась, узнав о своем происхождении. Всю жизнь быть грязнокровкой, а потом узнать…

— Ее нужно принять в род, — вдруг сказала Минерва. — Бруствер, она должна занять свое место в семейном древе.

Выбора Гермионе и правда не дали. Единственное, что ей было позволено — фыркнуть и снова закурить, осыпая их проклятиями в своей фантазии. Выбор — прекрасная мечта, иллюзорное чувство. А реальность? Выбора нет. Или подчинись, или слети с шахматной доски чужой игры. На твоё место сразу поставят кого-нибудь другого. Более сговорчивого и податливого. Все, что оставалось гриффиндорке — ждать и набираться сил, пешкой идти вперёд, чтобы потом обернуться ферзем, но пока… У неё не было ни власти, ни влияния, чтобы изменить что-либо.

Две недели прошли как в тумане. Гермионе казалось, что это не она проживает все события, а кто-то другой. Пытаясь вспомнить происходившее, она будто терялась. Ее приняли в род. Такое необычное чувство, покалывание в кончиках пальцев и… сила. Она медленно растекается по венам. Чувство уверенности и превосходства. Видимо поэтому все чистокровные так заносчивы. Они рождаются и живут с этим чувством, которое не оставляет их ни днем, ни ночью. Оказалось, что у Сейвэндов огромное состояние — какая неожиданность — которое теперь всецело принадлежало Гермионе. В родовое поместье она так и не решилась зайти. Единственное, что девушка сделала, когда Кингсли объявил, что всю неделю до Хогвартса она может отдыхать, Грейнджер наконец-то прошлась по магазинам. Это было странно, ведь она редко выбиралась куда-то кроме работы, но принесло это какое-то странное чувство удовлетворения. Она давно хотела обновить свой гардероб, но руки все никак не доходили, а теперь… Гриффиндорка успокоила себя мыслью, что раз не осталось ничего, что связывало бы ее с прошлым, пора кардинально менять свое будущее.