После свадьбы

Сунув в карман эти несколько жалких листков, она отправилась в электромеханический. Геннадия там не было. Она побежала в литейный, оттуда в термический. Он только что ушел оттуда. Возле щита торчали концы расплетенного кабеля, и на ограждении висела табличка: «Стой! Высокое напряжение». Вера бежала по двору, отыскивая глазами знакомую куртку. Все сговорились против нее. Солнце слепило глаза. Кто-то здоровался, и она должна была что-то отвечать. На переезде ей преградил путь бесконечный железнодорожный состав. Платформы лязгали, дергаясь то в одну, то в другую сторону. Вера вскочила на площадку тамбура, перебежала, спрыгнула на ходу.

В комитете, в комнате Шумского, она застала Юрьева. На столе перед ним сверкали металлом две модельки новых насосов, заказанных заводу. Среди ребят, окруживших Юрьева, она увидела Геннадия. Он обернулся к ней, и остальные тоже обернулись.

Вера опустилась на диван.

— Иди сюда, смотри, какие лопатки! — позвал ее Костя Зайченко.

— Что с вами, Вера Николаевна? — наклонился к ней Юрьев.

Было бы ужасно, если б они сейчас принялись ее расспрашивать. Но в это время Шумский взял модельки и сказал Юрьеву:

— Владимир Юрьевич, лучше бы собраться у вас, вы тогда и Леонида Прокофьевича пригласите.

И решительно направился к дверям, подталкивая остальных. На ходу он что-то буркнул Геннадию, и тот остался. В коридоре Юрьев с усиленной пристальностью посмотрел на Шумского.

— Умница. Нет, право, ты просто молодец. — И с задумчивым удивлением покачал головой.

Встретив твердый, отталкивающий взгляд Геннадия, Вера вдруг вспомнила все то безобразное, что произошло между ними вчера, и слабо и обессиленно поразилась, как она могла забыть об этом, зачем она бежала, искала Геннадия. Но остановиться и заставить себя молчать у нее не было сил, и, уже рассказывая, она с каким-то мстительным удовлетворением думала: вот и хорошо, тем лучше, что она все это говорит ему.

Он слушал ее, хмурый, жесткий, пружинно сжатый.

— Ты мне веришь? — спросила она. — Вот у меня осталось несколько черновиков.

Она умоляюще протянула ему скомканные бумажки.

— Вот смотри. Здесь была уже общая идея.

Он пожал плечами, не спуская с нее глаз.

— Но ты мне веришь? Или ты просто так? Ты действительно веришь? Мне это очень нужно. Я сама не знаю, зачем. Чтобы хоть один человек знал.

Он кивнул и, не разжимая губ, заверяюще тронул ее руку.

И она вдруг почувствовала, что никому другому она не хотела и не могла бы признаться и ни от кого другого, кроме него, не нужно было ей получить этого заверения. Что-то неудержимо-благодарное скользнуло от нее к нему и вернулось к ней, понятое и обожженное скрытым волнением.

— Ну, ладно, — в замешательстве сказала Вера.

Геннадий хотел что-то сказать, но она опередила его.

— Ты думаешь, я это ради тебя сделала? Как бы не так! Я просто хотела… Тоня считает, что я ревную ее к Ипполитову, так вот, чтобы не ходили такие сплетни… — Она подождала и грубо засмеялась: — А может, это всего-навсего очень ловкий ход. Как по-твоему? А ты-то, конечно, бог знает что подумал. Не тут-то было! Обрадовался, ну, скажи, обрадовался?

Он стоял, перед ней уже совершенно спокойный, только синие жилки вспухли на висках, и смотрел на нее так, что горячо и стыдно краснели ее лицо, шея, плечи, и она чувствовала это. Потом он вздохнул и вышел, осторожно и плотно прикрыв дверь.

Вера вытерла ладонями потный лоб.

— О чем это я?.. — растерянно сказала она вслух.

И вдруг слезы покатились по ее щекам. Она не сдерживалась, содрогаясь и всхлипывая от рыданий, не представляя себе, что от слез может быть так хорошо, как будто вместе со слезами она освобождалась от чего-то тяжкого, скверного, скопленного за все эти месяцы. Она медленно шла вдоль длинного стола заседаний, гладила кумачовую скатерть, закапанную чернилами, и не было для нее сейчас ничего дороже вот этого стола, этого комитета, ребят, гудящих в соседней комнате, Геньки, который, она это чувствовала, стоит там, за дверью… Слезы бежали из ее больших, широко раскрытых глаз; она не понимала, о чем она плачет и почему она счастлива, если она плачет. Она видела эту комнату и завод там, за распахнутыми окнами, и весь мир таким, каким она никогда раньше его не видела: со всеми его красками, солнцем, теплом, со всеми его истинными радостями и бедами, истинной любовью и ненавистью. И этот истинный мир был прекрасней всего того, что она до сих пор представляла себе.

Глава третья

Под вечер Игоря вызвали в контору, звонил Пальчиков: за Левашами у Лены Ченцовой авария с трактором.

— Ночь работать собирались, — сказал Пальчиков. — Ты же понимаешь, каждый час дорог, и вот тебе на.

Как назло, у Игоря все ремлетучки были в разгоне.

— А где бригадир? Посадили девчонку на ночную работу. Она ж первый сезон! — возмутился Игорь. — Чем вы там думаете?

— Это ваша забота! — закричал Пальчиков. — Режете нас без ножа! Понадеялся я на тебя, послушался. Помнишь, клялся, уговаривал: не покупайте, мол, сеялку и никакого инвентаря. Я, дурак, поверил в вашу технику.