После заката

Освободив плечи, Кертис замер, отдуваясь, и поглядел на смятую пивную банку в десяти футах от его потной, кровоточащей головы. Чудо! Затем оттолкнулся еще раз, подняв голову и рыча. Жилы на шее вспухли, пластик разорвал рубашку на спине, но он этого даже не заметил. Прямо перед ним из земли росла молодая сосенка фута четыре в высоту. Кертис потянулся, схватил тонкий смолистый ствол одной рукой, затем другой. Немного передохнул, чувствуя струйки крови на обоих плечах, и в последний раз оттолкнулся ногами, одновременно подтянувшись к сосне. Кертис боялся, что вырвет ее с корнем, но она выдержала. Ягодицы ожгла резкая боль: штаны порвались и сбились в комок у самых ступней. Чтобы полностью освободить ноги, он вертелся и извивался, пока не скинул кроссовки. Бак наконец выпустил его левую ногу, и Кертис медленно осознал: он свободен.

Перекатившись на спину (из одежды на нем был единственный носок и трусы — резинка лопнула, ткань на заду порвалась, ягодицы сильно кровоточили), он поднял голову, широко распахнутыми глазами посмотрел на голубое небо и заорал. Кричал он, пока не охрип, и только тогда разобрал слова: «Я жив! Жив! Жив!»

Через двадцать минут Кертис встал и поковылял к старому трейлеру, стоявшему на бетонных блоках. В тени трейлера пряталась глубокая лужа. Дверь заперли, но рядом валялось еще несколько блоков, один из которых треснул пополам. Кертис взял половинку и колотил ею замок, пока дверь не распахнулась, выпустив наружу волну горячего спертого воздуха.

Прежде чем войти, Кертис обернулся и взглянул на туалеты по другую сторону дороги, лужи на которой, точно осколки грязного зеркала, отражали голубое небо. Пять будок, три стояли, две лежали дверцей вниз. В одной из них Кертис едва не умер. И хотя он истекал кровью, был почти голый, перемазан дерьмом, в рваных трусах и одном носке, страшные воспоминания показалась ему дурным сном.

Передвижной офис практически пустовал — или его разграбили за пару дней до окончательной остановки строительства. Перегородок не было, только одна длинная комната с письменным столом, двумя стульями и диваном из магазина уцененных товаров. В дальнем конце комнаты стояли коробки с бумагами, маленький холодильник, выключенный из сети, радио и вращающийся стул с запиской, приклеенной к спинке: «Для Джимми».

Дверь в кладовку была распахнута, но перед тем как туда заглянуть, Кертис открыл холодильник. Внутри обнаружились четыре бутылки родниковой воды «Зефир», одна початая. Кертис схватил целую и выпил ее до дна. Она была теплая, но вкус… такая вода, наверное, текла в райских реках. Кертис допил, и у него тотчас схватило живот. Он рванул к двери и выблевал всю воду на ступеньки.

— Видишь, ма, теперь само выходит! — крикнул Кертис.

По его лицу струились слезы. Можно было стошнить водой и на пол заброшенного трейлера, но после того, что случилось, он не хотел находиться в одной комнате с собственной блевотиной.

Больше никогда не буду срать, подумал он. Отныне очищаю желудок праведным способом. Непорочное опорожнение.

Вторую бутылку Кертис выпил медленно, и его не стошнило. Прихлебывая воду, он заглянул в кладовку: в углу валялись грязные штаны и пара таких же грязных футболок. Может, когда-то здесь была стиральная машина с сушилкой, или одежду стирали в другом трейлере, который теперь увезли. Не важно. Главное, на стене висели две спецовки: одна на вешалке, вторая на крючке. Последний комбинезон был большого размера, а вот первый пришелся Кертису почти впору. Он закатал рукава и стал похож на Фермера Джона, заводчика свиней, а никак не на успешного трейдера.

Кертис мог вызвать полицию, но чувствовал, что имеет право на куда более сладкую месть.

— Ведьмаки полицию не вызывают, — сказал он. — Тем более такие пидоры, как я.

Мотороллер стоял на месте, однако Кертис уезжать не собирался. Слишком много людей увидит обляпанного грязью придурка на красной «веспе». Вряд ли кто-нибудь вызовет копов… но смеяться будут. Кертис не хотел, чтобы над ним смеялись, пусть и за спиной.

И потом, он устал. Устал, как никогда.

Кертис лег на диван в трейлере и сунул под голову подушку. Входную дверь он оставил открытой, и внутрь, гладя лицо ароматными пальцами, задувал легкий ветерок. На Кертисе была только спецовка — вонючие трусы и носок он снял.

«Я не чувствую собственной вони. Ну разве не чудо?»

С этой мыслью он крепко заснул. Ему приснилась Бетси: она тащила пульт, весело позвякивая бирками на ошейнике. Он забрал у нее пульт, направил его на телевизор и увидел в окне Паскуду.

Четыре часа спустя Кертис проснулся — мышцы задеревенели, потную кожу зверски щипало. Снаружи рокотал гром: точно по расписанию приближалась дневная гроза. Кертис бочком спустился по ступенькам трейлера — как старик, разбитый артритом. Впрочем, именно так он себя и чувствовал. На улице он сел и посмотрел на темнеющее небо и туалет, из которого выбрался несколько часов назад.