Последнее дело Лаврентия Берии

Смертельно бледные профессора, врачи, медсестры что-то неслышно лепетали, суетились. Министр здравоохранения Третьяков рассказал Берии (проделывая это, видимо, уже в который раз), что в ночь на 2 марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Диагноз им представлялся ясным: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате. В кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном.

В одной из комнат находились врачи, вызванные для лечения Сталина. Министр здравоохранения А.Ф. Третьяков, довел до сведения собравшихся, что в ночь на 2 марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Начавшийся консилиум был прерван появлением Л.П. Берии и Г.М. Маленкова. Л.П. Берия обратился к профессорам со словами о постигшем партию и советский народ несчастье и выразил уверенность, что они сделают все, что в силах медицины, и т. д. При этом он подчеркнул, что партия и правительство абсолютно доверяют консилиуму и все, что профессора сочтут нужным предпринять, со стороны руководства страны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи.

Врачи сообщили, что у больного определялась мерцательная аритмия. Артериальное давление находилось на уровне 210/110 мм рт. ст. Температура тела была выше 38 °С. При перкуссии и аускультации (прослушивании – пояснил Лукомский) сердца особых отклонений не отмечалось. Наблюдалось патологическое периодическое дыхание Чейна – Стокса. При обследовании органов и систем других патологических признаков не было выявлено. Количество лейкоцитов в крови достигало 17 000 в 1 микролитре. В анализах мочи определялось небольшое количество белка и эритроцитов. Консилиум врачей должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. По общему мнению, смерть или тяжелая инвалидность Сталина были неизбежны. Г.М. Маленков дал понять профессуре, что он ожидал такого заключения, но тут же заявил, что надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь вождя, то хотя бы продлить ее на определенный срок. Все поняли, что речь идет о необходимом сроке для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения.

Берия с интересом наблюдал, как лечат Сталина. Вокруг него суетились врачи, но не было видно ни одной медсестры. Внешне казалось, что доктора очень активны. Они постоянно шебуршились около Сталина, постоянно что-то вводили в обездвиженное тело Хозяина. При этом даже не все вызванные доктора-теоретики удосужились осмотреть больного! Они сидели в соседних комнатах и «заседали», как лечить Сталина. Но что-то настораживало Лаврентия Павловича в организации лечения. Он обратил внимание на странный подбор врачей. Подозрения о неправильном лечении Сталина стали появляться уже во время его болезни.

В поведении врачей прослеживались определенные странности. Берия обратил внимание на необычное поведение Иванова-Незнамова, который практически в одиночку определял, что назначать товарищу Сталину. Почему-то все решалось Ивановым-Незнамовым, которому помогал Лукомский. Все манипуляции также проделывал доцент Иванов-Незнамов. Берия услышал ругань о том, следует ли приглашать медсестру, как вводить глюкозу, внутривенно или под кожу, и т. д. Было решено не привлекать медсестер, но сами врачи, особенно академики, плохо попадали в вену, поэтому раствор глюкозы вводился под кожу. «Странно, – подумал Берия, – почему Хозяину растворы подкожно гонят? Ведь это довольно болезненно. А если Сталин долго пролежит, его кормить надо». «Почему они вводят лекарства подкожно? – спросил Берия у Микояна, который только недавно отлежал в больнице и знал, как ставят капельницы. – Это же очень болезненно». Тот в ответ промычал что-то невразумительное.

С другой стороны, Лаврентию Павловичу было понятно, что введение масляного раствора камфары очень болезненно даже для человека в коме. Берия заметил, что больной Сталин дергался от уколов. Далее. Берии показалось странным, что Сталину не поставили капельницу внутривенно, а ведь внутривенные инъекции проводились начиная с середины XVII века. Берия это хорошо знал. В больницах капельницы появились в начале 30-х, в операционных – в середине 20-х годов. «В тридцатых годах, – вспомнил Лаврентий, – использовались стеклянные бутылки и резиновые шланги. Внутривенно тогда капали физраствор, глюкозу и даже гемодез». Судя по внешней картине заболевания и заключению врачей, было ясно, что Сталин не оправится и уж по крайней мере не будет способен принимать взвешенные решения в течение нескольких месяцев, и то в лучшем случае.

2 марта, 12 часов 3 минуты. Ближняя дача