Вопросов больше не было. Серпилин уже слышал краем уха, как там, за брезентом палатки, собираются люди.
– Если командиры собраны – пусть заходят.
Так и не переучился – уже второй год положено называть офицерами, но гораздо чаще говорил по-старому – командиры.
Галченок вышел, скомандовал: «Заходить!» – и палатка заполнилась офицерами.
– Долго говорить не собирался, но раз приготовлены скамейки, садитесь.
– Серпилин, подождав, пока расселись, взял со стола приказание и протянул его Галченку. – Товарищи командиры, при вас вручаю приказ на предстоящие действия командиру ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского гвардейской Карачевской танковой бригады полковнику Галченку, которому доверено возглавить вашу подвижную группу. Задача армии: освободить Могилев. Вкратце ваша задача: с того берега Днепра, с уже захваченного трудом и кровью других плацдарма, утром войти в прорыв и к середине дня перерезать Минское и Бобруйское шоссе, закрыв противнику выход из Могилева. До сего дня воевали другие. А вас мы берегли для этого удара. Ждем от вас, что не выпустите из Могилева ни одного танка, ни одного «фердинанда», ни одной машины, ни одной пушки. Ничего и никого! Кто из вас с первых дней войны воюет? Поднимите руки. – Почти треть офицеров подняли руки. – Это хорошо. И хорошо, что живы остались; немцы на другое рассчитывали. От вас и ваших товарищей завтра требуется только одно: сделать здесь, под Могилевом, немцам сорок первый год наоборот! И не просто наоборот, а еще покруче! Вы через сорок первый год прошли – и живы и не в плену, и я тоже, как и вы. А немцы чтоб завтра от вас такой сорок первый год получили, чтоб, кто не мертв, тот в плену, а кто не в плену, тот мертв! Понятно или что-нибудь еще объяснить?
– Не надо, товарищ командующий!
– Командир самоходного артиллерийского полка подполковник Гусев, так? – Серпилину врезалась в память эта фамилия, еще когда подполковник представлялся. – Где начали воевать, товарищ Гусев?
– Под Перемышлем, товарищ командующий.
– А я здесь, под Могилевом. И здесь же, под Могилевом, узнал тогда вашего однофамильца, тоже артиллериста, капитана Гусева, который вышел сюда из-под Бреста с боями с последней пушкой своего дивизиона. И погиб здесь. И последние пять солдат его в землю опустили. И ко мне явились, чтоб дальше воевать…
Серпилин остановился и, проглотив стоявший в горле комок, глядя в лица людей, которые почти все были намного моложе его, сказал неожиданным для них тихим голосом:
– Сам даже не знаю, для чего вспомнил. Для вас и без этого все ясно. Но раз пришло на память – куда денешь? Желаю вам успеха в завтрашнем бою.
– Товарищ командующий, – сказал Галчонок, – от имени личного состава бригады и приданных ей частей обещаю: выполним присягу до конца!
Ничего больше не добавил, и это понравилось Серпилину. Когда слишком много сил тратят на обещания – слишком мало оставляют на исполнение.
Отпустив собравшихся в палатке на перекур, Галченок вышел проводить Серпилина.
– Может, задержитесь, товарищ командующий, отведаете у танкистов хлеба-соли?
– Спасибо. Отведаем, когда задачу выполните!
– Теперь придется пообедать у них где-нибудь за Могилевом, – уже в дороге сказал Серпилин Синцову. – Раз пообещал – врать неудобно. Бывает, конечно, и другой взгляд у нашего брата – что только подчиненные нам врать не вправе, а мы им вправе! Когда был до войны журналистом, не замечал этого за людьми? – И, не дождавшись ответа, спросил у Синцова то, о чем уже не раз думал: – Что, если, закончив операцию, подберем на твое место другого, а тебя – на старую стезю, в нашу армейскую газету?
– Не хотел бы этого, товарищ командующий, – сказал Синцов. – Остаюсь при своей прежней просьбе – в строй.
– А почему не в газету? Войне уже конец виден, а при демобилизации – глядя правде в глаза – навряд ли со своей рукой в кадрах задержишься. Как и многим другим, предстоит возвращаться к довоенному делу. Раньше или позже…
– Вместе со всеми – согласен, товарищ командующий, а раньше всех – нет желания!
– Нет так нет… А до войны, наверное, думал, что так всю жизнь и будешь в газете сидеть, статьи печатать?
– Не совсем так, товарищ командующий, до войны – ждали войны. На всю жизнь вперед не думали!
– Тоже, положим, верно, – кивнул Серпилин и вдруг сказал о себе: – А я вот никогда ничего не писал так, чтоб потом напечатали. Только курс лекций по тактике в свое время размножили на этом, ну, как его… – Он забыл слово и искал помощи у Синцова.
– На ротаторе?
– Да. Не знаю, где это теперь. А может, к лучшему, если пропало. После войны над многим из того, что до нее писалось, только головой качать будешь… Ты смотри, какой день сегодня…
День действительно после полудня выдался на редкость. Солнце, даже клонясь к закату, светило так, словно этому шестнадцать часов назад начавшемуся дню не будет конца.