Последнее лето

Серпилин прислушался. Сзади, в лесу, было тихо. Все кончилось. Дымный полог, оторвавшись от земли, поднимался над верхушками деревьев.

Потом невдалеке послышался скрежет остановившихся гусениц, и в окоп наблюдательного пункта спрыгнул Галченок.

– Товарищ командующий, остановили и полностью уничтожили, – сказал он хриплым, еще не человеческим, не остывшим от боя, содрогающимся голосом, таким, как будто он не стоял на твердой земле, а его еще трясло и дергало там, внутри танка.

– Ну, положим, не полностью. Частично обратно удрали, да иначе и быть не могло по условиям боя, – сказал Серпилин, махнув рукой в сторону Могилева.

Он не хотел укорить Галченка. Наоборот, человека можно только хвалить за такой бой. Но привычка уточнять сработала даже и в эту минуту. Полностью – это значит полностью: сколько появилось в поле зрения, столько и осталось на поле боя.

– Я про тех, что прорвались на дорогу, товарищ командующий, семь танков, из них четыре «тигра», четыре штурмовых орудия, четыре бронетранспортера, до роты пехоты – этих всех полностью. Сорок семь пленных…

– И тоже не полностью, – сказал Серпилин. – Один «тигр», своими глазами видел, ушел от вас. И от штурмовиков ушел.

– Один ушел, да, – согласился Галченок. – Забыл о нем!

– А может, на этом «тигре» сам их командующий Могилевским укрепленным районом – или кто там у них главный – спасался? – сказал Серпилин. И усмехнулся: – Ничего, теперь уже никуда не денется. Считаю, это было последнее их усилие!

– Мы спросим, кто на том танке был, – пообещал Галченок. – Сорок семь пленных взяли, из них пять офицеров. Спросим у них.

– А сколько всего машин уничтожили, не только на дороге, а всего, еще не посчитали?

– Еще не посчитали, товарищ командующий. В горячке одному кажется, что он подбил, а другому – что он! Подсчитаем – сообщим.

– И сам повоевать успел? – спросил Серпилин.

Прежде чем подойти к нему, Галченок вытер лицо, но на шее у него оставалась пороховая копоть.

– Немного, – сказал Галченок. – Вышел на танке понаблюдать за боем. Несколько выстрелов дал.

– Ну что ж, спасибо. – Серпилин обнял Галченка. – За все, включая этот бой! Будете представлены Военным советом армии к высокой награде. Заслужили ее. Передайте благодарность всему личному составу от имени Военного совета. И приданных вам частей не забудьте, они тоже заслужили!

– Не поглядите, как мы их там накрошили? – спросил Галченок. Чувствовалось, как ему хочется, чтоб Серпилин поглядел.

– Извини, не могу. Надо ехать. Считаю, что благодаря вашим действиям Могилев сегодня наверняка падет. Так что сам виноват: спешу туда!

Но, несмотря на то что сказал «спешу», остановился и, словно боясь выпустить из памяти, еще раз посмотрел в сторону Могилева, на поле, на дымы, стоявшие над еще не догоревшими танками, – высокие, длинные. День был безветренный… И только после этого вместе с Галчонком и Синцовым пошел в лес, к оставленным там машинам. Избитые и обожженные осколками сосны сочились смолой. Резко пахло хвоей и гарью. Только что расщепленные снарядами стволы белели среди темной зелени, как голые кости, торчащие из открытого перелома.

Оба «виллиса» и бронетранспортер были наготове. Но когда Серпилин уже подошел к «виллису», показался быстро шагавший Ильин. Сзади него, подгоняемый двумя автоматчиками, шел немецкий капитан-танкист.

– Товарищ командующий, разрешите доложить, – оставив немца позади себя, отрапортовал Ильин, – бойцами вверенного мне триста тридцать второго стрелкового полка захвачен в плен капитан немецкой армии, командир дивизиона штурмовых орудий. При допросе после взятия в плен дал важные показания!

– Какие? – спросил Серпилин. Ему не верилось, что в горячке, сразу после боя, этот капитан мог дать важные показания.

– Сообщил при допросе, что приказ во что бы то ни стало прорваться из Могилева получен командованием Могилевского укрепленного района по радио, непосредственно от генерал-фельдмаршала Моделя.

– Что-то ты путаешь.

Сказал «путаешь» потому, что знал – Модель никакого отношения к Могилеву иметь не может: командует группой армий «Северная Украина». А группой армий «Центр» командует фельдмаршал Буш.

– Кто допрашивал?

– Я допрашивал.

– Значит, напутал. Подведите немца.

Немца подвели. Теперь он стоял в двух шагах от Серпилина, между двумя автоматчиками, обезоруженный, с черной расстегнутой кобурой парабеллума на ремне слева, с рыцарским Железным крестом на шее, с лицом, темным от пороховой копоти, как у наших; тоже еще не остывший, весь перевернутый, перекрученный после боя. Плечи и руки подергиваются, словно ему холодно, но стоит прямо, даже голову задрал вверх. Молодой и с рыцарским крестом.

– Капитан, – медленно подбирая немецкие слова, которые хорошо помнились, но со скрипом, не сразу составлялись одно с другим, сказал Серпилин, – вы после взятия в плен сообщили, что приказ на прорыв из Могилева получили от фельдмаршала Моделя. Очевидно, это ошибка?

– Господин генерал, я сказал правду. Нам перед боем прочли приказ фельдмаршала Моделя.

– Вами командует не Модель, – сказал Серпилин.