Последнее наше "Привет"

Он в нетерпении заерзал на кровати, издавая рычащий звук.

— Вот именно, это мой день рождения, и я хочу, чтобы мы оба прогулялись по улице голыми. Если ты не хочешь видеть меня голым, мы можем надеть повязки. Мы все делаем вместе, помнишь? Это запомнится навсегда! — продолжал он, и уверенность в его голосе еще больше расстроила меня. Я вздохнула, не зная, как отказать ему, когда он так настроен.

— Но так мы не сможем видеть, куда идти! Как мы вернемся домой? — Я реагировала как мамочка, но я всегда волновалась по малейшему поводу.

Он склонил голову набок и сказал, пожимая плечами:

— А что, если мы будем связаны вместе, и я буду бежать за тобой? Тебе не придется надевать повязку на глаза, и ты сможешь выбирать, куда нам идти.

— Откуда у тебя только берутся такие идеи? — проворчала я. Только он мог предложить нечто подобное. — Но люди все равно будут видеть нас голыми, проезжая мимо, городок-то у нас маленький.

— Прекрати отпираться, мы все равно это сделаем, — улыбнулся он. — Мы будем вместе бегать по улице в чем мать родила.

Я еле сдержалась, чтобы не возразить ему.

— У меня есть почти четыре метра веревки на верхней полке в шкафу, и пара галстуков на случай, если приспичит выглядеть элегантно. Давай просто сделаем это, не думая о последствиях. Будет весело, — неловко улыбнулся он, и я захихикала против воли.

— Зачем у тебя в шкафу лежит веревка? Ты что-то скрываешь от меня? — я вопросительно подняла бровь и скрестила руки на груди.

— Это та самая веревка, которую мы использовали, когда были детьми и играли в перетягивание каната. Она как трофей, ведь я всегда побеждал.

— Но ты же парень, — возразила я.

— Нам было по семь лет, Уиллоу.

Я удивилась, потому что он явно хранил ее не просто так.

— Дай-ка мне поразмыслить.

Спустя несколько секунд он поднялся с кровати и встал передо мной на одно колено. Я вздохнула, когда он посмотрел мне в глаза и взял меня за руки:

— Уиллоу Рене Монро, не окажете ли честь стать моим партнером в мой восемнадцатый день рождения и отпраздновать его, в чем мать родила?

Я прищурилась:

— А ты видишь тут кого-то еще?

Он подыграл:

— Ни с кем другим этот день не будет таким особенным.

Все это казалось странным, но я любила Кеннеди больше жизни. Я буду переживать из-за того, что кто-то увидит меня, бегущей голой по улицам с привязанным ко мне Кеннеди, но позже. В конце концов, это его день рождения.

— Тащи веревку, — пробормотала я, отталкивая его в сторону рукой. Я не могла поверить, что действительно собиралась сделать это, в то время как он, сияя от счастья, направился к шкафу, чтобы достать все, чтобы можно использовать для воплощения его замысла.

Хорошая ли это идея? Я мысленно убеждала себя жить настоящим, ради Кеннеди.

00:46

Я завязала Кеннеди глаза галстуком и обвязала веревку вокруг его обнаженной талии, чуть выше пояса штанов, затем отвернулась, чтобы он мог раздеться. Наши вещи лежали двумя кучками во дворе под его окном. Я подняла второй конец веревки, лежащий у моих ног, и обвязала вокруг своей талии.

— Мы будем бежать? — спросила я, затягивая узел.

— Да, трусцой, — ответил он заметно громче, чем я ожидала. Кажется, он не собирался прятаться.

— Почему ты разговариваешь так громко? — зашипела я на него.

Он усмехнулся:

— Может, из-за того, что я ничего не вижу, хоть это и звучит глупо.

На этот раз он говорил тише. Я подалась плечами вперед, огляделась и сделала глубокий вздох. Затем схватила веревку и сказала:

— Я потяну за веревку, если ты будешь бежать слишком близко, ладно?

— А как ты поймешь, что я слишком близко?

В глубине души я знала, что Кеннеди стеснялся предстать передо мной обнаженным. Но я не собиралась смотреть на него, во всяком случае, не специально

.

— Если веревка коснется земли, это будет значить, что ты слишком близко, — ответила я в надежде, что нам удастся избежать любых случайностей, даже забавных.

Он согласился, и я двинулась вперед.

Странно, но это оказалось совсем не тем, что я ожидала. Когда мы бежали по тротуарам при бледном свете уличных фонарей, нас переполняло чувство… свободы. Кеннеди шумел и кричал, но я не боялась этого шума, ведь он был таким счастливым. Я сама тоже была счастлива. Он бежал по улице обнаженный, с одной лишь повязкой на глазах, ведомый мной, тоже обнаженной.

Было весело, и я смеялась. Когда мимо проезжала машина, я смеялась еще громче и говорила Кеннеди, что мимо нас только что проехала машина.

А затем, когда он предложил вернуться домой, до меня кое-что дошло. Как же нам повернуть назад так, чтобы я не увидела его голым?

Я остановилась и зажмурилась. Потянула за веревку, дав Кеннеди понять, что нужно притормозить.

— Я остановилась, — сказала я на всякий случай вслух, и вздохнула, услышав, как он остановился позади меня.

— Кеннеди, как мне развернуть нас и при этом не увидеть тебя голого? — спросила я тихо. Я не могла ничего придумать, поэтому искать выход пришлось ему.

— Хм, — задумался он, — тебе придется закрыть глаза и надеяться, что не столкнешься со мной.