Краем глаза я заметила, как папа со своего места наблюдал за мамой, его пустая тарелка стояла на кофейном столике. Он пил маленькими глотками воду из стакана, потому что около часа назад он пил виски. Он слегка улыбнулся мне, после чего снова повернулся к телевизору. Он увидел, что я смотрела на него, пока он наблюдал за мамой, и, по правде говоря, я была очень рада, что они любили друг друга. Это было редкостью. Они любили друг друга больше жизни. Без должного контроля любовь превратилась бы в мучения, и каким-от образом им удалось достичь идеала. Они вовремя пришли к этому. Их любовь жила.
Я поймала себя на мысли о том, что хотела бы однажды найти такую любовь, как у них – любовь, которой можно управлять вместе с кем-то, кто захотел бы быть рядом со мной. Не просто комфортную любовь, а любовь, имеющую смысл, за которую стоит бороться. Я лишь хотела настоящей любви с тем, кого любила больше жизни.
Я смотрела на Кеннеди, уставившегося перед собой, изо всех сил стараясь вобрать его в себя взглядом.
Он всегда был мой, но его время истекало.
Развязка нашей истории, которую мы не сможем переписать. Мы хотели притворяться вечно, без пауз и перемоток.
Мы боялись, потому что при любом исходе нас ждала наша последняя встреча. Мы не сможем все переснять заново или перемотать, потому что конец все равно настанет однажды.
Но мы не знали, когда.
Мы были загнаны в угол, но в этом не было ничьей вины. Некого было винить. Никому не дано выбирать свою половинку самому. Кому-то посчастливилось прожить вместе длинную и полную жизнь, в то время как другим досталась короткая.
Мы не проронили ни слова в тот вечер, сидя на диване и смотря телевизор. Звук был почти неслышен, но я не обращала внимания, мои мысли были слишком громкими.
Тогда, сидя рядом с ним, я понятия не имела, что рак вернулся. Я знала, что у нас разные планы. Я переезжала в Чикаго, а он оставался в Теннеси, собирался поступить в местный техникум в Ноленсвилле. Он собирался помогать маме с ее бизнесом. Папа Кеннеди почти не появлялся на горизонте. Кеннеди не знал своего отца или хотя бы его имени, но он очень любил свою маму и меньше всего хотел оставить Трейс одну в самом маленьком городке штата Теннесси. Он хотел простой, тихой жизни. Хотел сохранить то чувство бунтарства в душе, и отдаться ему, когда время будет на исходе. Он уже давно говорил мне об этом. Просто какое-то время я не замечала этого. Я не понимала, что это время уже настало, вот оно, прямо передо мной, или что я стала частью этого бунтарства.
Когда фильм закончился, родители пожелали нам доброй ночи, убрали всю посуду и ушли к себе в спальню. Они доверяли Кеннеди. Я тоже ему доверяла.
— Ты готова сейчас пойти домой, Уиллоу? — спросил он тихо, сидя совсем близко и почти касаясь губами моего уха.
Я кивнула, повернув к нему голову.
— Да, — прошептала я.
Мы встали с дивана. Он обнял меня, каким-то образом понимая, что я достигла своего предела. Он знал, что мне нужно восстановиться. Поэтому мы шли домой.
Мы стояли возле дивана, он снова наклонился к моему уху, и я закрыла глаза в ожидании:
— Тогда пойдем домой, — сказал он.
Глава 16
29 августа 2006 года, 09:02
Я уже стояла напротив палаты двести девять, когда Дениз отметила, что я выгляжу нервной и взволнованной. Она покачала головой в мою сторону, словно предупреждая быть осторожнее, и слегка улыбнулась мне, после чего я отвернулась.
На сегодня у меня было три пациента, но Дениз настояла на том, чтобы забрать их у меня. Она сказала, что ей не трудно, а у меня есть дела, о которых я должна позаботиться, во-о-он за
Я постучала в его дверь свободной рукой.
И он снова ответил одним словом «Входите», которое мне уже так полюбилось.
Его голос звучал взволнованно. Зайдя, я закрыла дверь и увидела его стоящим возле кровати.
Уайатт смотрел на меня, но не улыбался.
Он был нахмурен, челюсти сжаты. Он словно находился в глубокой задумчивости, а его внешний вид
На нем сегодня были носки, простые белые носки. Волосы не были уложены, и он то и дело запускал в них пятерню.
Он прокашлялся, и я тут же выпрямилась, стараясь казаться как можно более безучастной.
— Помнишь, ты сказала мне, что я могу с тобой поговорить, Уиллоу? — спросил он мягко.