Последнее прости

– А из-за чего он должен был любить? Тут еще такая вещь. Когда тетя Мила слегла совсем, вокруг них много всяких жалельщиц собралось. Кудахтали, хлопотали. Мать моя так не умеет. А я вообще посмотрел один раз: она мычит, слюни-сопли, меня чуть не стошнило. Вышел на балкон, сплюнул, а там Олег стоит, курит, на меня смотрит… вроде с ненавистью. Да пошел он. Ну, тогда я так подумал. А теперь…

– Теперь никак?

– Думаю, может, получится через подружку Милы. Она у них вроде члена семьи.

– Надо просить ее, наверное. Если нет… Коля, я не знаю, сколько сейчас стоит однокомнатная квартира, но мы можем мою продать. Или заложить.

– Слушай… Девочка моя, это же спасение! Продавать, конечно, не будем, но заложить… Можно попробовать.

…Эдик прижал к толстому уху телефон.

– Да, Гарик.

– Ну, в общем, ничего у него нет, у этого мастера спорта. Квартира двухкомнатная на троих, тачка, в которой он ездит. Да, у жены однушка есть. Там вроде до тридцати квадратов. Для хомячка примерно.

– Пусть оценят.

– Завтра.

– Что насчет этого родственника? К кому он ездил?

– К какой-то бабе. Одинокой.

– Живет с ней, что ли?

– Да не похоже. Она старше. Был у нее недолго.

– Узнай, кто такая. Может, он этому родственнику пока звонит, поехать должен. Неделя у него. Паси. Будем его жать, как лимон.

Эдуард подошел к столу, взял фото дочери в серебряной рамке, долго смотрел. Он еще не мог осознать, что Элечки больше нет. А они живут! Он вспомнил тот день, когда ему позвонили, что к его бывшей жене приходил опекунский совет и решил ребенка у нее отобрать и отдать в детский дом. Она была наркоманкой. Он к ним примчался, ребенок ползал по грязному полу и плакал. Эта мразь пускала пузыри на диване. Он стал ее трясти, она безумно захохотала. Эдуард сказал:

– Ты где опять это купила? Я запретил тебе давать.

– Ой, не могу, – давилась она безумным смехом, – ты кому запретил? Всей своей армии? Ты меня посадил на наркоту, а теперь запретил? Да я просто помру от смеха.

Умерла она совсем не от смеха. Эдик позвонил Гарику, снял с дивана шерстяной плед, закутал ребенка, прижал к себе, понес в машину… Следствие причиной ее смерти назвало передозировку. Опекунский совет оставил ребенка отцу. Он любил ее, свою маленькую дочку. Она стала бы у него счастливой и богатой. Она уже была богатой. Он задыхался от тяжести в груди, его небольшой мозг страдал и не находил выхода. Выход можно было найти только в одном: убивать их всех – медленно и мучительно. Но даже он понимал, что это не вернет Элю и поставит под удар дело. Он прижал к губам фото дочери и пробормотал: «Папа все сделает. Будем его жать, как лимон».

Глава 22

Стас лежал на диване, пил пиво из бутылки, смотрел телевизор. Он не слышал звонка. Когда Аня пропустила в комнату Олега, не сразу повернул голову.

– Здравствуй, Стасик, – Олег подошел и убрал звук телевизора. – Вот пришел узнать, как дела у тебя.

– Нормуль. Я еще на больничном.

– А пиво тебе можно?

– Я что, ходил спрашивать?

– Понятно. Питаешься нормально? Я к тому, что врачи велели: есть полноценно.

– Да что вы говорите? – с подвизгом вмешалась Аня. – А мы с мамой решили голодом его заморить. Думали это полезно.

– Аня, – терпеливо попросил Олег. – Ты не могла бы оставить нас с сыном минут на пятнадцать? Ну, поговорить я с ним хочу. Потом и с тобой могу побеседовать.

– Очень мне надо, – буркнула Аня и вышла, хлопнув дверью.

Стас посмотрел ей вслед и повернулся к отцу.

– Слышь, а она психованная, точно. То нормально все, то клинит ее.

– Ну, и что ты решил? – Олег подсел к сыну на диван, притянул его к себе за плечи, прижался щекой к его щеке. Вроде взрослый мужик – двадцать лет, – а вместо щетины что-то вроде пуха. «Стасик инфантильнее своих сверстников», – говорила Мила, когда еще могла говорить. После этого сын вымахал в здоровенного парнягу, но остался инфантильным. Это его качество Олег воспринимал остро, до боли в сердце. Он ему казался очень беспомощным. Является ли он таким на самом деле? – Ты что придумал: неужели тут жить собираешься? Домой не хочешь?

– А не знаю. Дома лучше вроде, но и здесь ничего. Только достают они обе меня сильно. Просто мозг выедают.

– Жениться заставляют?

– Ага.

– Ну, и что ты решил?

– Вот иногда думаю: ни за что. Лучше сдохну. А другой раз, ну, вроде все хорошо, может, жениться, а потом развестись в случае чего?

– Это ты неважно придумал. Жениться, чтобы развестись в случае чего. А ей это не покажется тем самым случаем. И она не даст развод. Да и вообще: что это за постановка вопроса. Женятся с целью жизнь прожить с человеком. Как говорят, в горе и радости…

– Вот это мне точно не надо, – решительно заявил Стас. – Особенно «в горе». Это как ты, что ли?

– То есть ты знаешь, как этого избежать?

– Ага. Соскочить раньше.

Олегу было больно, грустно и смешно одновременно. Он ничего не понимает, его сын. Ему ничего неизвестно о любви. Он сделал свои выводы из их жизни, трагедии с Милой. Он вообще способен на привязанность? Олег не ответил бы себе на этот вопрос с уверенностью. Он встал, подошел к окну, долго молчал. Потом ровно произнес: