Последнее танго в Париже

На кухне Пол, прислонившись к стене, разглядывал трубы под потолком. Шум спущенной из бачка воды вывел его из задумчивости и пробудил желание. Жанна вернулась в кухню. Они разминулись, отводя друг от друга глаза, и разошлись по разным комнатам. Оба понимали — затягивая осмотр квартиры, они увеличивают вероятность того, что между ними что-то произойдет. Никто из них особо этого не желал и к этому не стремился, и тем не менее ни он, ни она не хотели отступать от избранной линии поведения. Как будто кто-то расписал для них все движения и им было неохота ломать настрой пьесы или разрушать атмосферу предначертанности, возникшую в стенах этого дома.

Тут некстати зазвонил телефон. Жанна подняла трубку в спальне, Пол одновременно с ней — в столовой. Незнакомый голос сошел на нет, связь оборвалась, но Пол и Жанна продолжали прижимать трубку к уху, вслушиваясь в дыхание друг друга. Она хотела, чтобы он с нею заговорил, пошел на какую-нибудь пустяковую уступку — проявил в чем-то слабость, — и тогда она сможет просто встать и уйти. Жанна была не в состоянии опустить трубку, хотя девушку отчаянно подмывало с маху хлопнуть ее на рычаг старинного, в завитушках аппарата. Удерживала ее от этого его непреклонная самонадеянность. Быть может, Пол об этом догадывался, ибо гордился своей властью над ней.

Он осторожно положил трубку на пол, поднялся, быстрым шагом пересек круглую гостиную и вышел в коридор. Он увидел, что она присела, опустившись на одно колено, и все еще прижимает трубку к уху. На солнце ее волосы казались ослепительно рыжими, словно были охвачены пламенем; другой рукой она придерживала расходящиеся полы пальто. Он остановился, любуясь напряженными мускулами ее бедра, затем бесшумно подошел к ней вплотную и успел уловить у нее на лице выражение ребячьего нетерпения — Жанна непроизвольно провела по губе кончиком языка.

Она его увидела и торопливо положила трубку на рычаг; от замешательства и испуга она не могла поднять на него глаза. В эту минуту она равно страшилась и ненавидела его.

— Ну что, решили? — спросила она с невольно прорвавшимся в голосе раздражением. — Снимаете эту квартиру?

— Да. Это было решено с самого начала.

Убедившись в своей власти над нею, он немного смягчился.

— Но теперь я колеблюсь, — продолжал он. — Тебе она нравится?

Он взял ее за руку и помог встать. Ее прохладные нежные пальцы мягко легли в его широкую ладонь; она ощутила в ней скрытую силу, как и в его пальцах, когда-то огрубевших от многолетнего ручного труда. Они впервые коснулись друг друга и не спешили разнимать руки. Никогда еще она не чувствовала себя такой беззащитной.

— Тебе она нравится? — повторил он, когда их руки разжались. — Квартира?

— Нужно подумать, — ответила она. Ей стало тревожно и было трудно думать о чем бы то ни было.

— Так не тяни резину, — сказал он, и этот жаргонный оборот прозвучал в его устах как угроза.

Он вышел. Жанна услыхала звук удаляющихся по коридору шагов и грохот захлопнувшейся входной двери, после чего наступила тишина, которую нарушало лишь ее собственное дыхание. Где-то за два квартала прогудел автомобильный клаксон — и все. Ушел, решила она, и ее внезапно захлестнуло чувство опустошенности. Она подняла с пола шляпу и, погрузившись в свои мысли, пошла к парадной двери. Войдя в гостиную, она вздрогнула и подняла глаза. Пол ждал ее, прислонившись к стене. При ярком свете он выглядел еще массивнее, когда стояч вот так, закинув голову и полуприкрыв глаза. Руки он скрестил на груди. Пальто на нем было расстегнуто, открывая плотное мускулистое туловище и ноги.

Жанна произнесла:

— Я думала, вы ушли.

— Я запер дверь.

Он медленно направился к ней, не отрывая взгляда от ее широко раскрытых светло-синих, подернутых влагой глаз, в которых было больше покорности, чем страха.

— Я сделал не то?

— Нет, нет, — ответила она, стараясь перевести дух, — я просто решила, что вы ушли.

Ее слова прозвучали как приглашение.

В мгновение ока Пол оказался с ней рядом, взял в ладони ее лицо и впился поцелуем в губы. Она в замешательстве уронила на пол шляпу и сумочку и опустила руки ему на плечи. На мгновение они застыли как изваяния. В круглой гостиной все замерло, только в солнечном свете танцевали пылинки; мертвую тишину нарушало лишь их судорожное дыхание. Казалось, для них, как и для этой комнаты с ее поблекшей красой, время остановилось и теперь они отрезаны от мира и от собственных раздельных существований. Сама комната воодушевляла их и поддерживала в этой короткой безмолвной прелюдии к любви.