Последнее убежище (сборник)

Одетый, как многие местные служащие, неприметный человек без стука вошел в одну из просторных палаток на краю платформы. Снаружи доносился несмолкающий гул голосов. Палатка была хорошо освещена и уютно обставлена, здесь было все необходимое для работы и жизни.

Спиной к визитеру, за столом, склонившись над бумагами, сидел мужчина и что-то быстро писал. На звук шагов гостя он даже не повернул головы.

Крот извлек из-под поношенной куртки пистолет Макарова с небольшим глушителем, направил его в затылок сидящего перед ним человека и любезно осведомился:

— Михаил Евграфович?

Тот буркнул что-то неразборчивое, по-прежнему не оборачиваясь и не отвлекаясь от своего занятия, чем привел убийцу в некоторое замешательство. Заказ был именно и только на физика Головина. «Не вздумай ошибиться! — было сказано Кроту со значением. — Лишние жертвы нам ни к чему!»

— Михаил Евграфович, это вы? — с нажимом повторил вопрос Крот, готовый выстрелить в любой момент.

Хозяин палатки, наконец, перестал писать, выпрямился, но головы так и не повернул. Хотя внимательный наблюдатель заметил бы, как он напрягся.

— Допустим, я Михаил Евграфович, — торопливо и сердито, хотя и с некоторой дрожью в голосе заговорил он. — А вам что нужно, товарищ? Вы же видите — я занят, мне ни в коем случае нельзя отвлека…

— Спасибо, вы мне очень помогли, — и Крот нажал на спусковой крючок пистолета.

Раздался сухой щелчок… но выстрела не последовало. Яркая, как сверхновая, искра паники вспыхнула в голове убийцы, и он нажал снова… и опять… и опять.

— Достаточно, — произнес за спиной Крота новый голос, низкий и угрожающий.

В то же мгновение палатка наполнилась людьми; убийцу мгновенно разоружили и скрутили.

Головин сидел за столом, глядя в одну точку и мелко-мелко дрожа. В глазах его стояли слезы.

К нему подошел высокий, широкоплечий, наголо бритый мужчина лет сорока пяти, с крупными и резкими чертами лица, одетый в робу техника станции. Он положил руку на плечо старого физика и легонько сжал.

— Ничего, ничего… — сказал он. — Держались молодцом.

— Макс, а если бы он… — начал Головин, и голос его сорвался. — Если бы он выстрелил?..

— Исключено. Я ведь говорил вам, помните? Пистолет поврежден нашими специалистами таким образом, что стал совершенно бесполезен в качестве огнестрельного оружия.

— А если… Если бы он все-таки… — плечи Головина начали вздрагивать, он всхлипнул.

— Ну-ну, успокойтесь… Метро все спишет, — Макс похлопал ученого по плечу и двинулся к выходу из палатки.

* * *

— Золотой ты мой! — Макс взгромоздился на край железного стола напротив преступника. Тот, со скованными за спиной руками, сидел на старом деревянном табурете и угрюмо, исподлобья глядел на противника. Макс же, напротив, был — само радушие. — Кротушка разлюбезный! Или, как там тебя… Гена Нагайкин! Ты молчи, сколь хошь, мы же все про тебя знаем! И про операцию вашу! А человечек, у которого ты волыну обрел за десять минут до акции, давеча нами взят, слил все, что знал и о чем догадывался. Так что сети вашей поганой на этой ветке кирдык окончательный, не сможете вы нас с Ганзой поссорить, чего добивались разными акциями, в том числе — сегодняшним покушением. А ты молчи, конечно, люба моя ненаглядная, молчи. Может, намолчишь себе чего дельного…

Лицо Крота в продолжение Максовой речи оставалось непроницаемым, все-таки убийца был профессионалом; но Макс и без того отлично понимал, что творится в душе Нагайкина, на счету которого полтора десятка успешных акций в самых «горячих» точках метро, в том числе — у красных и сатанистов. И ведь всегда уходил! А здесь — попался. И кому!

— А подумать тебе стоит, — продолжал Макс. — Крепко подумать. Типа, «с кем вы, деятели культуры?» — он озорно подмигнул. — Шлепнуть тебя — не проблема. Хоть сейчас отвели на рельсы, поставили мордой к тюбингу… После либо сталкеры мусор наверх вынесут, где тебя, дохлятину, моментом в пищу употребят, либо в туннеле оставим — огонь «дыхания дракона» слижет… Выбор-то у нас богатеющий, сам видишь. А вот тебе свой выбор обмозговать стоит… Эй, Крот! Ты не заснул там, часом?

Гена Нагайкин, разумеется, не заснул. Он сидел, опустив голову, и размышлял. Слепому ясно — вербует его бугай. Вербует грубо и нагло, раскручивает на слив информации и, возможно, на дальнейшее сотрудничество. Но дело сейчас не в этом. Гена никогда не был героем, не стоял за конкретную идею — что и помогало ему, наверное, выживать. Родившийся за десять лет до Катаклизма и попавший в метро сиротой, с потом, кровью и болью постигал он азы выживания в страшном подземном мире — собственного выживания за счет жизней других людей, хороших и не очень (думать об этом ему и в голову не приходило). Так что, последние десять лет Гена делал то, что постиг лучше всего: убивал, прятался, убегал. Работал на тех, кто платил больше. Было обидно проиграть этому бугаю неотесанному, который сидит сейчас напротив и откровенно насмехается. И на рельсы, мордой к тюбингу — очень не хотелось. Пожить бы еще. А геройство… Ну его к такой-то матери!