Последнее убежище (сборник)

«Все сделаем иначе. Сон поведал, что произойдет, если передвигаться по городу маршрутом, проложенным Мореманом. Как говорил маленький, плешивый и картавый сифилитик, переживая по братухе: „Мы пойдем другим путем!“

Уйти от судьбы. Двадцать лет пытался — ненамеренно; но поверхность нашла, выдернула в свои объятья из жестокого, но ставшего своим мраморного рая.

А нынче точно — обманем фатум! обведем рок вокруг пальца! объегорим планиду! покажем дулю доле! оставим крючконосую с ее рубильником…

Предостережен — стал-быть, вооружен.

Вот вам всем, гниды!!!»

— Быстрее, быстрее! — подгонял Мореман. — Выбиваемся из графика!

«Графика?! К эдакой матери!.. Минимум один из вас, парни, бежит в когтистые лапки смерти — и вы еще подгоняете?!..

Не выйдет. Все переиначу. Смешаю партнеру карты, стоит только ему отвлечься… Не дамся.

Не дамся…»

— Мы на месте, — сказал Мореман.

А вот это уже не смешно. Все в точности, до словечка, до жеста… Поневоле поверишь.

Савушка на прощанье оттопырил большой палец в перчатке и попытался легонько ткнуть Макса кулаком в плечо — но тот отклонился. Караванщик, кажется, обиделся.

«День сурка», — припомнилось Максу.

С самого начала перехода по городу Трошин резко ушел вправо, удаляясь с показанного Мореманом на карте маршрута и своего «навигатора» во сне. Двигался зигзагами с большой амплитудой; останавливался, замирал — и тут же кидался вперед. Внимательно осматривался, заслышав настораживающий шум, мчался прямо на него.

Опасности не было. Пока не было.

Трошин преодолел по городу уже порядочное расстояние, до точки прибытия оставалось немного. Он давно оставил позади треклятый дом из своего сна.

Он прошел.

Макс расслабился. Прошел!!!

…И судьба услышала.

Несколько тварей — приземистых мускулистых четвероногих животных — возникли по ходу его движения. Они не ждали и не таились: они неслись прямо на него.

Макс вскинул автомат и успел дать пару коротких прицельных очередей, прежде чем тяжелый зверь, появившийся откуда-то сбоку, прыгнул, сбивая человека с ног и вышибая у него оружие.

Макс успел откатиться в сторону, выхватил пистолет (вот и поправка: во сне фигурировал только автомат!), выстрелил… Но они были уже рядом, окружая. Один прыгнул сзади; Макс повалился вперед, рыча от боли в спине (сколько когтей — два? три?); мгновением позже ожгло бок. Скулеж, клацанье челюстей, суета у добычи: кому первый, самый лакомый кусок… Одна из тварей кинулась — Макс с хрустом насадил ее на кинжал, провернул лезвие в теле… «Не в то горло кусочек-то пошел?»

Отступили, перегруппировываются… Сейчас кинутся снова.

Он пополз к ближайшему строению. Хотя бы попытаться…

Все иначе, чем во сне, но… какая разница? Финал тот же.

Зрение отказывало, все расплывалось в запотевших окулярах шлема… Он не помнил, как вполз внутрь полуразрушенного строения. Каждое движение причиняло нестерпимую боль. Его не преследовали.

Подгнившие доски вдруг треснули под грузным телом, посыпались — и он рухнул вниз, во тьму…

* * *

Человек пролежал на полу подвального помещения несколько часов. Он был жив, но сильно изранен; организм копил энергию, а для этого был необходим покой, хотя бы ненадолго.

Небольшая колония в противоположном конце подвала не заинтересовалась новым обитателем своего убежища. Лишь трое разведчиков получили команду матки проверить — и расположились в глубоких ранах на спине.

То ли они слишком «шумели» и копошились, а может быть, организм накопил достаточно сил… но человек вдруг пошевелился. Сперва едва заметно, потом решительнее… А спустя немного времени, с огромным трудом приходящий в себя, он сделал две вещи: закричал и рывком перевалился на спину.

«Вот так. Жив.

Я жив!»

Силы на последний переход нашлись, но пережитый чудовищный стресс и ранения ударили по памяти.

«…Что я делаю? Куда я иду? Институт… Люди… Спасение… Зачем?..

Ничего не помню…»

По городу-призраку, шатаясь, словно пьяный, шел человек.

Андрей Дьяков

СЛОВО СТАЛКЕРА

Ватную тишину, царившую в бункере, нарушил вкрадчивый стук в дверь. Изможденные лица тотчас повернулись в сторону входа. В глазах присутствующих читался страх пополам с робкой надеждой на спасение. Спустя несколько мгновений, длившихся целую вечность, стук повторился. Два коротких стука. Два длинных. Три коротких. Четыре длинных.

— Он! — Мальчишка лет десяти рванулся было к двери, но был пойман за руку отцом, сухопарым небритым мужчиной в потертом сером ватнике.

— Назад, — скомандовал тот и оттеснил сына в угол помещения, где на рваном матрасе сидела жена Ирина, прижимая к себе пятилетнюю дочурку с испуганной зареванной мордашкой.

Зажав в руке пистолет Макарова, Виталий осторожно подкрался к двери, напряженно вслушиваясь в шорохи за стеной. Снова раздался условный стук, и мужчина, стряхнув оцепенение, ухватился за массивный засов. Зловеще скрипнули проржавевшие петли, Виталий шагнул назад, подобравшись и сжимая рукоять пистолета побелевшими от напряжения пальцами.