Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница

Беседка, прелестная, точно картинка по шелку, выходила на юг. Беседку увили ранние розы: каскады крохотных бледно-розовых цветов, а среди них – кораллово-алые бутончики и блекло-белые лепестки опадающих венчиков. Королева дожидалась регента, устроившись на каменной, нагретой солнцем скамье. Девушка в желтом увела левреток, вторая осталась, но отошла в глубину сада и уселась на скамью под одним из дворцовых окон. Из поясной сумки она извлекла шитье и принялась за работу, но Мордред знал, сколь пристально за ним наблюдают и сколь стремительно слухи разнесутся по дворцу. «Он мрачно хмурился; верно, дурные новости…» Или: «Глядел он весело; гонец привез письмо, и регент показал его королеве…»

Гвиневера тоже захватила с собою работу. Рядом с ней, на скамье, лежала наполовину вышитая салфетка. Внезапно ужалило воспоминание: сад Морганы на севере, призраки плененных птиц и разъяренные голоса двух ведьм из окна над головой. А неприкаянный, перепуганный мальчишка спрятался под окном, уверенный, что тоже оказался в ловушке и удел его – позорная смерть. Словно дикая кошка в тесной клетке; той дикой кошки, надо думать, вот уже много лет как на свете-то нет, да только благодаря ему умерла она на свободе, дома, в своем диком лесу, наплодив котят где и сколько угодно. И тут же, точно молния вспыхнула – такие мысли и приходят на одном дыхании, – Мордред подумал о своей островной «жене» и о любовнице, что ныне покинула Камелот и благополучно обосновалась в Стрэтклайде. Подумал о своих сыновьях от этих союзов, что росли в безопасности, ибо теперь дети неприкаянного мальчишки вполне могли навлечь на себя – еще как могли! – жало зависти и ненависти. Он, подобно дикой кошке, отыскал-таки окно к свободе. Более того – к власти. Что до злоумышляющих ведьм, одна из них умерла, а вторая, невзирая на всю свою хваленую магию, по-прежнему оставалась узницей в своем замке и теперь в его власти, ибо кто, как не он, правитель Верховного королевства!

Мордред преклонил колена перед королевой и поднес ее руку к губам. Почувствовал легкую дрожь, Гвиневера отняла руку, уронила ее на колени, крепко сжала второй рукою. И, вдохнув поглубже, с напускным спокойствием промолвила:

– Мне сказали, будто прибыл гонец. Из Бретани?

– Да, госпожа.

По ее кивку Мордред поднялся с колен и застыл в нерешительности. Гвиневера жестом указала на скамью, и он опустился рядом с королевой. Солнце пекло, в воздухе разливался аромат роз. В кипени розовых венчиков звенели пчелы. Легкий ветерок всколыхнул цветы, тени роз дрогнули, затрепетали на сером платье королевы, на белоснежной коже. Мордред сглотнул, откашлялся, заговорил:

– Вам страшиться нечего, госпожа. Произошли события великой важности, но вести не то чтобы дурные.

– Значит, мой супруг в добром здравии?

– Воистину так. Письмо от него.

– А для меня – ничего? Никакого послания?

– Нет, госпожа, я очень сожалею, но нет. Король очень спешил. Письмо вы, разумеется, прочтете, но позвольте мне сперва пересказать вам суть. Вы ведь знаете, что для переговоров с консулом Люцием Квинтилианом король Хоэль и король Артур выслали совместное посольство.

– Да. Прощупать почву, не более; надо было выиграть время, чтобы западные королевства успели объединиться против возможного нового союза Византии и Рима с германцами Алеманнии и Бургундии. – Гвиневера вздохнула. – Значит, все пошло прахом? Я уж догадалась. Но отчего?

– С вашего дозволения, сперва – добрые вести. Одновременно в путь отправились и другие миссии для сбора сведений. Гонцы посылались и к франкским королям – выяснить их настроение. Им сопутствовал успех – это вселяет надежду. Франки, все как один, намерены воспротивиться любой попытке воинств Юстиниана восстановить владычество Рима. Они уже вооружаются.

Королева отвернулась, глядя мимо липовых стволов, сзади подсвеченных заходящим солнцем, закованных в красное золото. Молодая листва – пластинки чеканного золота – словно светилась изнутри, а в кронах деревьев, уже подернутых тенью, гудели пчелы.

«Добрые вести» Мордреда, похоже, нимало ее не порадовали. Регенту показалось, что глаза королевы наполнились слезами.

По-прежнему не отводя взгляда от мерцающих древесных стволов с мозаикой золоченых листьев, Гвиневера проговорила:

– А наше посольство? Что случилось с ним?

– Учтивости ради в посольство следовало включить представителя королевского дома. Выбор пал на Гавейна.

Королева резко обернулась. Глаза ее были сухи.

– И он затеял свару.

Это не было вопросом.

– Затеял. Вздорная перепалка и бахвальство привели к взаимным оскорблениям, а затем и ссоре, и молодые воины схватились за мечи.

Руки королевы дрогнули, словно она вот-вот возденет их в традиционном жесте отчаяния. Однако в голосе ее звучал скорее гнев, нежели горе.

– Опять!

– Госпожа?