Но ведь если бы не доставленные гонцом вести, этот мир того и гляди был бы нарушен. И от одной этой мысли просто в дрожь бросало. Брачный союз с Дрианом казался таким удачным, как для нее самой («безземельный юноша, который не увезет меня из родного дома»), так и для будущего Розового замка. Но даже если бы не трагедия в Эймсбери, что бы из этого всего вышло? Если бы Ламорак женился на королеве Моргаузе, а леди Алиса стала бы женою Дриана, кто знает, что за тени злой магии и былых грехов (а народная молва не оставляла места недомолвкам) наползли бы с севера и осквернили бы окраины обожаемой земли?
Солнце зашло. Алиса обернулась к окну и залюбовалась видом, что всегда ласкал ее взор, а сейчас, когда на окрестности пала тень, воображаемая и реальная, показался ей в тысячу раз прекраснее, чем обычно. «Лишь бы его не утратить; пожалуйста, возлюбленный Господи, я все сделаю, чтобы сохранить его и вернуть отцу душевное спокойствие. Все, что угодно, сделаю!»
Девушка оглянулась на отца: тот, стареющий и седой, молча сидел в сумрачной тени. И Алиса, отринув нахлынувшее на нее чувство облегчения, принялась утешать герцога:
– Да может, все еще как-нибудь обойдется, отец. Может, никакой опасности нет и Дриану с его семейством ничего не угрожает. Ты подождешь новых известий или хочешь сразу написать в Банног-Дун к Мадоку, узнать, что он про себя думает?
Помянутый Мадок владел крепостью – слишком маленькой, чтобы заслужить название замка, – на северной границе Регеда. Герцогу Ансерусу он приходился дальней родней; узы родства связывали его и с королем Баном Бенойкским. По сути дела, именно к нему должен был отойти Розовый замок при отсутствии иных наследников мужеского пола – то есть при отсутствии сыновей у Алисы. Претендовал граф на замок, что называется, сбоку припеку – нет, на основаниях вполне законных, но через младшего сына два поколения назад; однако притязание это вполне могло иметь силу за неимением более весомых. А ведь прямую линию теперь представляла только Алиса.
Герцог встрепенулся, выпрямился; в лице его, к вящей радости девушки, отразилось облегчение.
– Об этом я и пришел спросить тебя, помимо всего прочего. Кажется, это наилучший выход.
Девушка улыбнулась и как можно небрежнее обронила:
– У меня есть выбор?
– Конечно.
– Я смутно помню Мадока со времен детства. Сильный мальчуган и храбрый. Ты с тех пор с ним виделся, верно, отец? Какой он?
– По-прежнему и силен, и храбр. Он – воин, но, сдается мне, ему поднадоело служить Бенойку, и он мечтает о собственных землях. – Герцог серьезно поглядел на дочь и кивнул. – Хорошо. Я напишу ему. Думается мне, это хороший выбор, моя Алиса. Я покажу тебе письмо – до того, как гонец поутру отправится на север. А сейчас давай оставим этот разговор, ладно? Да, знаю, я сам сказал, что дело не терпит и хотелось бы мне уладить его поскорее, да только я разумел скорее месяцы, чем дни. К зиме оно будет в самый раз.
Вот теперь Алиса испытала неподдельное облегчение, которое, впрочем, попыталась по возможности скрыть.
– К зиме? А ведь эта зима только началась, впереди еще почитай что три месяца?
Герцог улыбнулся:
– Ну да, я говорю о следующей зиме. Ты правильно угадала, моя Алиса. В апреле мы отправляемся в паломничество. В мое последнее паломничество – перед тем, как я удалюсь на долгий и долгожданный покой в наш собственный монастырь Святого Мартина здесь, в Регеде… А тебя оставлю здесь – благополучно устроенную, и замужем, и, дай Господи, под защитою надежного меча. – Ансерус повернул руку, что покоилась у него на коленях, ладонью вверх. – Ты же знала, что ждать уже недолго и вскорости я уйду от мира. Хворать я не хвораю, вот разве что кости малость поскрипывают, но замечаю, что стал легко уставать, а зимними месяцами все больше и больше утомляет меня необходимость выезжать верхом и печься о наших землях и подданных. Я рад буду переложить эти заботы на плечи хозяина помоложе и удалиться к мирной монастырской жизни. Мы с тобою об этом много раз толковали.
– Знаю. Но тут уж как с моим замужеством: его не избегнуть, но куда торопиться? – Девушка выпрямилась на стуле и улыбнулась отцу ответной улыбкой. – Значит, все улажено! Ты напишешь графу Мадоку, а тем временем мы отплывем в Иерусалим. По крайней мере, раз уж я сделалась невестой, ты согласишься, что мне и в самом деле просто-таки необходимо накупить дамасских шелков!
Герцог рассмеялся:
– Ты вольна накупить всего, чего душа пожелает, милая, да только не на базаре! Мы не в Иерусалим едем. А опять в Тур. Ты не против?
– Нисколечко. Тур мне понравился. Но почему?
– Мне хотелось бы в последний раз побывать у гробницы святого Мартина, до того как я приму постриг в здешнем его монастыре. Я уже давно об этом подумывал – и все гадал, как там положение дел, а вот теперь, deo gratias[5]
, мы можем строить замыслы. Гонец привез письмо от королевы Хродехильды. Вот оно. – И герцог протянул дочери свиток.