Последнему – кость

Порфиров отвалил от замордованного тела, уперся позвоночником в шершавый ствол дерева, осел на траву.

– Курить… дай, – устало попросил он.

Кровь стучала в висках, легкие горели от недостатка воздуха. Никотин ежиками прокатился по венам, замутил глаза. И щека дергалась из-за этого… этой мрази!

Не успел Лешка докурить, как Тюхнин вскрикнул с радостной язвительностью:

– Шевелится!

Гришка подгреб к Титову, ударил ногой по голове, еще и еще. Обе руки его при каждом ударе дергались вперед.

Алексею не хотелось вставать, поэтому разозлился и теперь молотил, не глядя и не думая, по инерции, словно выполняя нудную, неприятную работу. Остановился от удивления: глаз Титова вьшолз из глазницы, дрожал мутной красной каплей и, казалось, сейчас упадет и покатится по траве, облепливаясь соринками.

– Хорош, – приказал Порфиров.

Опять курили. Где-то рядом свистела птичка. Алексей попробовал отыскать ее в густой зелени листьев. Не нашел. Взгляд поблуждал по кронам и замер на клочке неба с белой пенкой облака. Затем смотрел на луг, на пестрые брызги цветов. Хорошо летом: все красивое, веселое… Посмотрел на Димку. Льняные волосы Титова выгнулись темными сосульками, из уха на щеку текла кровь, уже подсыхала. К бурому наросту подбежал рыжий муравей, ткнулся, шевеля усиками, в него головой, попробовал в другом месте. Усики задергались быстрее, муравей развернулся и шустро засеменил по скуле и горлу к земле.

– Сдох или нет? – спросил, как загадал загадку, Тюхнин.

– Все равно сдохнет, – испуганно ответил Гилевич. – А если не сразу, если расскажет? Ох и влетит нам!

Над полянкой шелестели листья, поскрипывали кроны сосен, но тишину затянувшегося молчания заполнить не могли.

– Может, это? – толстопалая рука вынула из кармана перочинный нож.

И надо было этой падали козу мучить?! Теперь из-за него сорвется поездка в город. Когда узнают обо всем, денег уж точно не дадут. А очень надо уехать из поселка.

– Ну, что, Леха? – спросил Гришка.

– Давай.

Теплая пластмассовая рукоятка удобно легла в ладонь. Лезвие было коротким, потемнело от многих заточек и закруглилось в острие. Кожа спружинила под ним, не пустила вовнутрь. Порфиров выбрал другой белый островок среди синяков, ударил со всего маху. И чуть не упал, потому что, прорвав кожу, лезвие прошло легко, как в картошку. Титов вздрогнул. Алексей потянул нож, на себя и отпрянул от кровяных брызг.

– На, – передал нож Гришке.

Тюхнин справился быстро. А Гилевич не захотел брать, его веснушчатый лоб заискрил капельками пота.

– Струсил? – презрительно бросил Тюхнин.

– Ну?! – приказал Порфиров.

Гилевич приставил нож к Димкиной спине, навалился на него.

– Ой! – вскрикнул Вовка и замотылял в воздухе порезанным пальцем.

– Балбес, в ребро попал! – Гришка вытянул согнувшийся нож, ударил по-новой.

Пучок мягкой травы стер с лезвия кровь, упал в темную лужицу у крестца.

– Спрятать надо, – выдавал Гилевич и отвернулся.

Алексей посмотрел по сторонам.

– В озеро, там никто не найдет, – он взял Титова за руку, сказал Тюхе: – Бери за другую, потащим.

На берегу Гришка посоветовал:

– Камень надо, а то всплывет.

Он нашел камень, привязал рубашкой к телу.

Раскинув руки, будто в полете, Титов быстро пошел ко дну. А навстречу поднимались пузыри и расходились на поверхности кругами, покачивая мясистые листья кувшинок.

Порфиров умылся, хотел вытереться рубашкой, но передумал: на ветерке и так высохнет.

– Пойдем, что ли, – позвал Тюхнин.

Алексей опять был замыкающим. Тропинка плутала по лесу, за одежду цеплялись ветки малины с бледно-красными ягодами, под ногами потрескивал сушняк. В Лешкиной голове была такая же тишина, как в лесу. Если бы еще этот… опять плетется, сволочь!

– Не отставай! – толкнул в спину.

– Ты чего?! – возмущенно спросил Гришка Тюхнин.

Алексей Порфиров вскинул голову, удивленно посмотрел на кривые зубы меж пухлых губ и ничего не ответил.