Последняя Арена 3

— Понял. Вы всё слышали. Считайте, что у вас больше нет системной брони и оружия. Достаем всё из своих запасников.

Я поморщился: а вдруг и правда придется лишиться моего колечка? На трезубец, кирасу и поножи мне плевать, а вот терять лезвие очень не хочется. Хотя смысл сейчас об этом думать? Разберусь со всеми проблемами по мере их поступления.

— Есть раненые, хромые, больные, косые?

Здесь дела обстояли не лучшим образом. У очень многих на телах были волдыри и следы обморожения. Такие люди в данный момент сидели на обезболивающем. У меня в этом плане всё было намного лучше: сопротивление от стихийной магии с целостностью работали лучше этих отваров. Но на всякий случай несколько склянок хранились в ячейках быстрого доступа. Вот только если я буду заживо гореть, то вряд ли смогу нормально соображать, так что могу и не додуматься их использовать. Заранее что ли выпить их?

— Перед началом следующего этапа все надеваем поножи, — сказал Альберт. — Понимаю, что больно, неудобно и яйца с кожей цепляются, но основные потери понесли из-за атаки по ногам.

— Ребятки, — подал голос дядька Ермолай, — у меня, значится, мана очень быстро восстанавливается. Это чегой такое? У всех так?

— И у меня…

— У меня тоже…

Я, не делая лишних движений, запустил невидимую электрическую сферу вверх. Шкала заполнилась намного быстрее, чем раньше. Подумав, использовал морозный вихрь третьего ранга. Заклинание также умчалось в небеса, чтобы никого ненароком не задеть. Продержал ледяной смерч пару секунд, затем дезактивировал его. Лишняя трата маны сейчас была ни к чему. Моё текущее восстановление составляло девять с половиной единиц в час, но через минуту шкала пополнилась на четыре пункта.

— Бармалей? — Альберт вопросительно посмотрел на солдата.

Боец тут же принялся творить неведомую для меня волшбу. Если быть точнее: никакого эффекта я не увидел. Но тут нечему удивляться: не так много магических школ имеют визуальное сопровождение.

— Мне нужно некоторое время для анализа.

Я подсел к дядьке Ермолаю. Его вид был далеко не самым лучшим: волосы обгорели, на руках множество рубцов от жвал, два пальца на ногах почернели.

— Ты как? — спросил я.

— Эх, Андрюшка, если бы не ты, то меня бы тут и не было уже.

Хотелось сказать, что, если бы не я, тут вообще никого не было. Раскол открылся в тот момент, когда я уничтожил огненную кошку. Всё же промолчал. Нечего людям знать такие подробности.

— Болит? — я кивнул на его поврежденные части тела.

— Да пока что нет, — отмахнулся бывший караульный. — На обезболивающем я сейчас.

— Оно скоро закончится, — предупредил я. С такими ранами без склянок он долго не протянет. Потрепали его знатно. И, судя по всему, у него нет параметра, которое бы способствовало залечиванию.

— С чего бы это? — неподдельно удивился дядька Ермолай. — Эх, чешется всё, но тревожить нельзя.

— Ну так выпадает по одной склянке за каждый уровень данжа. И действует всего двадцать минут. Проверял как-то, — поделился я. В тот раз мне интересно было проверить эффект от зелий. Я надевал наплечники, наручи и перчатки. Сперва было неудобно, так как кожу защемляли пластинчатые стыки, но под действием отваров не обращал на это никакого внимания.

— От жизни ты отстал, Андрюшка. А крафтеры тебе на что?

— Рецептов тоже не особо много, — сказал я, вспоминая, как Михалыч изготавливал такое зелье на моих глазах.

— И зачем рецепты? Они нужны только для тех, кто выбрал ремесло на зачарование или кузнечество. А алхимики и сами могут его изготавливать. Считай, что из подручных материалов делают. Главное, чтобы колбочки системные были, — он достал из инвентаря склянку. — А их кузнецы-стеклодувы делают. И тоже из всего подряд.

— Из чего, например? — времени до начала следующей фазы было предостаточно, так что можно было и поговорить.

— Ну вот помнишь ты брусочки малахитовые приносил?

— Было дело.

— Вот кинешь такую в смесь стеклянную и хоть сотню можно сделать. У лагеря, Андрюшка, много полезных людей есть. А чегой ты спрашиваешь это, будто сам не знаешь? — дядька Ермолая попытался пошевелить почерневшими пальцами на ногах, но у него ничего не вышло. — Эх, сказал бы мне кто-нибудь с самого начала, что регенерацию надо брать в характеристиках, расцеловал бы этого человека.

— А Кейра что посоветовала взять? — задал я вопрос, с улыбкой вспоминая это рыжее чудо.

— Кто? Какая Кейра? Ты сейчас о ком? — он непонимающе поживал губу и принялся руками разминать мизинец.

— Ну… Кейра, — я видел, что собеседник не притворяется. Странно. Да и Столыпин не допытывался меня по поводу девушки, хотя было очевидно, что уникальные способности бывших старичков — её заслуга.

— Я ещё не со всеми в лагере познакомился, — хмыкнул дядька Ермолай. — Да и бывал там только два раза. А там людей-то… Десять тысяч. Кто бы мне сказал месяц назад, что в Рябчиково столько жить будет, никогда бы не поверил. А оно вон как вышло. Так чегой меня про обезбол спрашиваешь?