Последняя башня Трои

А на землях Азии и Африки были организованы несколько протекторатов ООН. Там доживали, в основном на гуманитарной помощи, побежденные. Состарившихся и больных переводили из протекторатов в лагеря – уже полностью на все готовое, под присмотр и опеку. Два с половиной миллиарда бессмертных землян могли позволить себе заботу о тех, кому не досталось ни бессмертия, ни просто будущего.

Впрочем, Беннет был прав: в нынешние, восьмидесятые годы мир протекторатов и лагерей для большинства западных благополучных обывателей давно уже существовал как бы за горизонтом. Даже я – не западник, а русский, далеко не благополучный, – даже я, до того как угодил в африканскую командировку, почти не задумывался о том, что где-то все еще догорает, постепенно остывая и погружаясь во мрак, эта обреченная Вселенная.

6

Почти два месяца мы с Беннетом летали по всем африканским лагерям. Он проводил свои инспекции, а я болтался при нем в роли спутника, охранника и, наконец, собутыльника, ибо каждая инспекция у него завершалась ритуальной пьянкой.

На нас никто больше не нападал, никаких иных происшествий тоже не случалось, и делать мне было, в общем-то, совершенно нечего. На свои секретные беседы с лагерным начальством Беннет меня под всякими предлогами не допускал по-прежнему, но их разговоры у меня и так не вызывали интереса.

Лагеря походили один на другой до неотличимости. Я томился, не зная, чем себя занять. Я не мог даже развлечься любовной интрижкой: все женщины из "Ай-пи" и медицинского персонала, которые мне встречались, были до того бесцветны и скучны, что я уже с некоторым сожалением стал вспоминать о могучих прелестях Фридди, которыми не воспользовался.

А Беннет был всегда энергичен, свеж и неутомимо разговорчив. Особенно во время перелетов, когда мы с ним вдвоем в тесной кабинке нашего вертолета плыли на двух-трехкилометровой высоте над африканскими просторами. Он все время о чем-то расспрашивал меня, что-то выяснял, оценивал. Порой его вопросы сбивали меня с толку:

– Вы знаете, Вит, у вас азиатский склад лица. Не то чтобы ярко выраженный, но заметный: скулы, разрез глаз… Вы случайно не мусульманин?

– Нет, просто в нас, русских, всяческих кровей намешано. Мой дед по отцу, который меня воспитал, был наполовину еврей, наполовину татарин. Он жил как раз в те времена, когда государство своих подданных сортировало по этническому происхождению, и до старости помнил, к какой категории относится. Так что среди моих предков, конечно, были и мусульмане. Но я их не знал. Все, кого я знал, были русскими. Во всяком случае таковыми себя считали даже тогда, когда это было невыгодно. А что касается веры… Я раньше ходил в церковь только на отпевания кого-то из знакомых. А сейчас и этого почти не бывает.

Беннет промолчал, сосредоточенно вглядываясь в отроги приближавшейся к нам горной цепи. Но я чувствовал, что он слушал меня внимательно и обдумывает мой ответ.

В другом полете он завел со мною и вовсе чудной разговор:

– У тебя невысокий рост, Витали.

– Средний.

– Я имею в виду – для полицейского.

– Да какой я полицейский! Сижу в лаборатории, делаю химические анализы, составляю справки и заключения.

– Все равно я бы на твоем месте подумал. Вытянуться на десять дюймов хлопотно, да тебе и не требуется. А прибавить себе дюйма три – это при нынешней медицине можно сделать быстро и недорого.

– В России любое изменение внешности оформить очень сложно, тем более – работнику полиции. А меня мой рост устраивает.

Он помолчал, казалось, поглощенный управлением вертолетом. Потом рассеянно сказал:

– Конечно, ты и со своим ростом привлекательный мужчина. Тебя, наверное, любят женщины?

– Я бы сказал по-другому: они в меня влюбляются.

– А в чем разница?

– Это значит, они любят меня до тех пор, пока не начинают со мной жить. Тут вся любовь быстро и проходит.

– Сексуальные проблемы? – спросил он. – Или характер? Секс сейчас хорошо излечивают.

– Характер, – ответил я. – Это не излечивается.

– Конфликтность, агрессивность?

– Нет. Просто по складу своему я – бирюк.

– What is biriuk?!

Насколько я понимаю, все решил наш разговор с Беннетом, когда мы с ним, закончив инспекцию в последнем лагере, остались там до утра. Мы вдвоем сидели под звездным небом, за раскладным столиком, освещенным переносной лампой, и пили. (Беннет обожал застолья на свежем воздухе.) Ооновские солдаты – в этом лагере служили японцы – прогуливались вокруг на удалении: чтобы охранять нас, но не мешать нашей беседе.

А подвыпивший Беннет изливал мне свои симпатии:

– Я рад, что познакомился с тобой, Вит! Ты – необыкновенный человек!

– Не преувеличивай. То, что я не побоялся разогнать несчастных стариков, то, что меня не укачивает в вертолете, и то, что я могу выпить бутылку виски и не свалиться, не делает меня необыкновенным.

А Беннет шумел:

– Нет, нет, я еще не встречал таких людей, как ты, честное слово! Я отправлю вашему министру внутренних дел благодарственное письмо от имени ООН. Мы так расхвалим тебя, что ты сразу получишь повышение!