Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой

Ну а на Итальянском фронте генерал Кадорна действовал по прежней схеме. Наращивал силы, формировал новые дивизии и повторял лобовые атаки на единственном выбранном направлении. В марте от предпринял пятое наступление на Изонцо. Его отбили. Стал готовить шестое. Теперь собрал аж 54 дивизии, против них стояло 17. Но и австрийцы готовили удар. Почти вся итальянская армия стянулась к Изонцо, к восточному участку границы, а Конрад задумал сокрушить ее с севера, у Трентино. Там были горы, местность считали труднопроходимой и держали мало войск. Австрийцы скрытно подвезли сюда 18 дивизий и 2 тыс. орудий. 15 мая они загремели. Фронт прорвали сразу. Австрийские соединения начали продвигаться на юг, нацеливались на Венецию, грозя отрезать итальянскую армию от всей страны. Итальянцы и не подумали маневрировать, организовать своей массой войск контрудар. Они бросили позиции и покатились на запад, лишь бы выбраться из мешка — и было ясно, что не успеют. К 1 июня австрийцы заняли Аршеро и Азиаго, оттеснили итальянцев на последние отроги гор. Дальше открывался путь на равнину, на Падую и Венецию. Италия возопила о помощи. К кому? Ну конечно, к России. Которой перед этим продавала негодные ружья.

55. Брусиловский прорыв

О кредитах и поставках вооружения для России шли бесконечные переговоры, что-то закупалось, огромные суммы ухнули не пойми в какие заграничные дыры, но кризис со снабжением был преодолен лишь тогда, когда… Россия смогла обеспечить себя сама. Сама, за счет собственной промышленности, причем очень быстро. Весной 1916 не хватало только тяжелой артиллерии, ее производство еще не освоили. Но трехдюймовок выпускалось достаточно, на всех фронтах изношенные орудия заменили новыми. Снаряды уже шли сплошным потоком, на ящиках рабочие писали: «Бей, не жалей!» Для повышения темпа огня батареи учили стрелять не по отмашкам офицеров, а «по огню» — наводчики держатся за шнуры, глядя друг на друга, и бьют дружной очередью вслед за правофланговым орудием.

Пулеметов стало в 2–3 раза больше, чем в начале войны. В массовых количествах поступали гранаты. На фронте появились 90-мм бомбометы, ранцевые огнеметы, ружейные гранатометы, броневики, дымовые шашки, химические снаряды. Профессор Зелинский разработал весьма эффективный угольный противогаз, и всего через год после первых немецких газовых атак противогазы имели не только все бойцы на передовой, но даже лошади. (Французы еще год пользовались ватно-марлевыми повязками). И солдаты повеселели — дескать, теперь воевать можно! Иванова наконец-то сняли с командования фронтом. Царь не хотел обижать старика, придумал ему бездельную должность советника при Ставке. А на его место был назначен Брусилов. Начальником штаба у него стал генерал Клембовский, 8-ю армию принял Каледин.

На Востоке неприятель оставил 90 дивизий (48 германских и 42 австрийских) против 141 русской. Полезный опыт России противник перенимал, для удобства управления войсками создал объединения наподобие фронтов. Группировку против Северного фронта возглавлял Гинденбург, против Западного — принц Леопольд Баварский, против Юго-Западного стояли 4 австрийских и германская армии, подчиненные Конраду. 14 апреля в Ставке собралось совещание по планам летней кампании. Поскольку межсоюзническая конференция постановила наносить удары по германцам, то и русское командование подстроилось к этим замыслам. Основной удар предполагался силами Западного фронта из района Молодечно на Вильно. Эверту передавалась большая часть резервов и тяжелой артиллерии. Северный фронт наносил вспомогательный удар на Вильно от Двинска. А Юго-Западному фронту предписывалось готовить наступление в помощь Западному, а подключиться, если у соседей будет успех.

Но с возражениями выступил Куропаткин: «Прорвать фронт совершенно невероятно, ибо их укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу». Его поддержал Эверт. Указывал, что для прорыва нужно гораздо больше тяжелой артиллерии, а пока ее нет, лучше вообще не наступать. Оба военачальника понесли большие потери в марте. На Западе их сочли бы «обычными», но русские генералы мыслили иначе, чем Жоффр и Фалькенгайн. Выхода из «позиционного тупика» они не видели, а посылать солдат в огонь понапрасну не хотели.