Последняя битва (СИ)

Кажется, это был Зелибоба, я видела, как в Фелин вошел приемник с его снегохода. Ребята отслеживали передвижения папы с помощью тепловизоров Фелин, я же уже видела его серую мелькающую куртку между деревьями. Как никогда раньше я была согласна с Фунчозой, этот китаеза был проворным! А еще маленьким! Поди разгляди его в этом огромном лесу посреди сумерек.

— Папа! — крикнула я.

— Звезда!

— Задолбал!

— Звезда!

— Вернись!

— Звезда! Звезда!

— Я убью тебя, когда догоню!

— Нам нужна звезда!

— Хорошо, не убью, но поругаю!

— Звезда!

— Не будет тебе больше травяных чаев!

— Звезда!

Папа выбежал на открытое поле, я все застревала в сугробах в лесу. Черт возьми, здесь же зараженные повсюду! Они учуют его! Они его убьют!

Наконец я тоже выбежала из чащи на открытую местность и втопила во всю мощь. На ровном поле не было рытвин, ни оврагов, а потому я стала резко сокращать дистанцию между нами. Вдруг я стала замечать, что папин силуэт стал быстро увеличиваться перед глазами, и тогда я поняла, что он остановился.

Я же — нет.

Я накинулась на него со спины, повалила на снег и стала бить по груди.

— Папа! За что? За что ты так со мной?! Почему ты мучаешь меня? Почему не можешь быть нормальным?

Я все кричала и била его по хрупкой груди, не в силах остановить свою ярость.

— Звезда, Хай Лин! — стонал он в ответ.

— Я устала быть твоей нянькой! Устала от твоих выкидонов! — кричала я и ревела.

Слезы капали прямо на его дырявый трикотажный свитер под курткой.

— Тебе нужна звезда! — папа заплакал.

И тогда я остановилась. Я делала ему больно. Какового черта я творю? Он же такой маленький и хрупкий! Я должна его защищать. Прямо как он защищал меня, когда я была такой же маленькой и хрупкой и безмозглой да еще и сопливой девчонкой. Сначала родители учат нас ходить, подтирают нам задницы и кормят с ложки, а потом я должна отплатить им тем же, когда в старости их тела начинают сдавать. Это справедливо!

Но черт возьми как же он достал своим бредом! Я больше не могу это терпеть! Заприте его уже где-нибудь, где о нем позаботятся другие, но избавьте меня от этого!

Я встала, отошла от папы, лежащего на снеге, не в силах совладать со смятением, что затмевало разум. Любовь и ненависть, ответственность и усталость: все смешалось в один котел и я уже не знала, что должна испытывать, на какое чувство имею право.

Папа продолжал лежать на снегу, плакать и звать свою долбанную звезду. А я не знала, как помочь ему и самой себе. Мне было жаль его, и в тоже время было жаль меня. Так я и варилась в этом кислом противном бульоне из мешанины эмоций, ненавидя себя за ненависть к отцу, и в то же время оправдывая ее.

— Папа, прости меня… — я опустилась перед ним на колени. — Прости, пожалуйста!

Я бросилась отцу на грудь, обняла его, а потом усадила и прижала уже к своей груди, расцеловала по всему лицу, а он гладил меня по руке и мягко приговаривал:

— Моя Бай-Хуа. Смелая Бай-Хуа. Моя Хай Лин.

— Прости, пап. Прости меня, — приговаривала я.

— Смотри, Хай Лин. Смотри, звезда!

— Да, пап, звезда.

— Звезда!

— Звезда.

— Вон она, смотри! Я привел тебя к звезде.

И тут до меня дошло, что мы сидим возле какого-то высокого сугроба, из которого торчала длинная металлическая балка.

— Звезда. Вот она, звезда. Тебе нужна звезда, Хай Лин! — папа смотрел на меня и улыбался.

Я встала, помогла ему встать, отряхнула от снега, и тут подоспели Калеб с Тесс и Антенной на снегоходе.

— Аяксы застряли в лесах, — выпалил Антенна. — Сажай его! Тут зараженные повсюду!

— Вьетнам, давай скорей! — добавлял Калеб.

Но я застыла, глядя на огромный сугроб. Его форма была необычно ровной, как будто кто-то вылепил искусственный шар. А папа ходил вдоль него и все приговаривал:

— Звезда. Моя звезда.

— Что это? — спросила Тесс.

Она тоже поняла, что под снегом что-то прячется. Папа смотрел на нас, улыбаясь.

— Моя звезда! Пришельцы гнались за мной! Я сел в звезду и упал!

А потом он обошел странный объект и исчез где-то внутри сугроба.

— Папа?

Я бросилась за ним. Сердце в пятки ушло, когда я поняла, что он мог опять начать играть в догонялки. Но за поворотом я увидела углубление в сугробе, а потом обомлела, когда поняла, что там открытый люк. Из него вылезла голова папы, он не переставал улыбаться, а потом позвал рукой.

Мы залезли в странное сооружение друг за другом. Никто из нас не понимал, где мы оказались и на что смотрим.

Здесь было тесно и мы едва поместились все вчетвером. Мы включили фонарики и стали осматриваться. На стенах висели мониторы, переключатели, пульты управления, а посреди непонятного шара на мощном постаменте четыре кресла с пятиточечными ремнями.

Я увидела, как в свете фонаря у Антенны выпучились глаза, и он воскликнул:

— Космический корабль!

— Что? — переглядывались мы озадаченные.

А он растолкал нас и указал пальцем на иероглифы над центральным пультом управления.

— Вьетнам, здесь ведь написано «Шеньчжоу», так? — Антенна был взбудоражен.

Фонарик в моей руке трясся, но я даже без его света смогла прочитать светящуюся надпись. Я кивнула.