Последняя черта

— У меня электрошокер есть, — надулась Катя. — И не перерастёт. Это же мирная демонстрация, кому вообще в голову взбредёт нападать...

Он едва раздосадовано не застонал. В другой ситуации наивность эта даже могла умилить, но точно не в этой.

— Это не согласованная демонстрация, которая буквально кричит — хватит творить хуйню, мы хотим свободы. — Лёха стал до предела серьёзным. — Понимаешь? Ты думаешь — им это понравится, и они не захотят её разогнать? А люди захотят добровольно уходить?

— Я уйду. — Катя поджала губы. — Если прикажут, то уйду. Я не хочу, чтобы кто-то кого-то разгонял или кому-то пришлось защищаться. Это ничего не даст, никто никого всё равно не услышит, а жертвы будут. Лучше не доводить. Ты тоже... ты тоже не настаивай, Лёш, если вдруг. Только себе хуже сделаете. Ведь они должны и так понять, и я надеюсь, поймут.

— Надейся. — Лёху почти передёргивало от этого непривычного, давно забытого и ставшего чужим "Лёши". — Но я тебе этого обещать не могу, а ты — ты свалишь, как только запахнет жаренным. Поняла меня? И не будешь оглядываться. Что б, когда подъедут первые омоновцы — я либо не видел тебя в принципе, либо наблюдал сверкающие пятки.

Он боролся с желанием податься вперёд, обнять её, но твёрдо решил не доводить. Хватит и этого "переживаю". А она не боролась. Обняла, сомкнула руки у него за спиной, на несколько секунд задержалась головой на груди, слушая под одеждой глухой стук слишком встревоженного сердца.

— Хорошо, — согласилась Катя через несколько секунд, когда отпустила, выпрямилась и улыбнулась. — А пока я побуду здесь.

Лёха кивнул рассеяно, отметив себе, что потом обязательно выскажет Катерине, чтобы держалась подальше, а желательно и вовсе забыла обо всём это дерьме. И с Вороном, и с Алисой, и с ним — тоже. Улыбнулся коротко, даже измученно и отошёл обратно. Саня из поля зрения уже куда-то пропал, зато обнаружились девчонки.

— Что, одинокий волк больше не одинокий? — не могла не съехидничать Марципан, кивая в сторону Кати.

— Иди нахуй, — отмахнулся Лёха, — Вы притащили сколько?

— Да человек с семьдесят наберётся, может чуть больше, — Марц затянулась и удавила окурок ботинком, — Там с других площадок ещё кто подвалил...

— Сто пятнадцать, — спокойно ответила Меланхолия, поймала удивленный взгляд девушки и так же спокойно добавила, — По крайней мере, я их знаю.

Не по именам и не детально, но на лица у Мел всегда память была хорошая. А её, в своё время, порядком успело покидать по различным точкам, по сталкивать то с одними, то с другими и в итоге образовать в голове некую базу.

— Компьютер ты грёбанный, — пробормотала Алиса.

— Э, вообще-то — эта роль моя!

Широко улыбающаяся Изабель с напускной обидой подлетела, вешаясь Алисе со спины на шею и тут же отступила. Позади показался Герасим.

— Клоун, бля, — усмехнулся Лёха, разглядывая поставленный ирокез, выкрашенный в зелёный, — Нахрена?

— Захотелось, — весело отозвался Герасим, прокрутив шеей — Сегодня будет мордобой по-любому, так что хоть старое вспомнить.

Доктора с Ташей видно не было. Алиса иногда только выхватывала в толпе рыжие волосы, успокаиваясь. Потом вовсе потеряла из виду — друзья отошли поближе к краю толпы, когда остальные находились едва ли не в её центре. Слушали друг друга, людей в окружении, переговоры их меж собой, иногда прорывающиеся выкрики лозунгов — в том числе, встающие поперёк горла "Вместо до конца!". Разглядывали поднятые плакаты, отмечали количество снимающих всё это дело на смартфон. И каждый из них ждал, каждый думал о том, когда прозвенит первый звонок. Когда наконец у свиней в погонах и шлемах лопнет терпение. И то, что не показывалось минивэнов, автозаков — оно почему-то не радовало, а нервировало, настораживало.

"Ли-идер" — крутилось в башке у Лёхи, который, подобно Актёру, до сих пор понятия не имел что говорит. Всё уже было высказано другими — и самим почившим другом, Вороном в суде, даже этими плакатами. Тем, что люди вышли. Но в рюкзаке лежал рупор, тяготил камнем на шее, тянул вниз и являлся совершенно непосильной ношей.

"Революция" — осознавал и сглатывал, стараясь не выдать своего нервного настроения. Они замечали — конечно, разумеется, знакомые несколько лет они не могли не замечать, но, как всегда, делали вид, что всё хорошо и за это сейчас им Лёха был благодарен.

Всегда такие истории заканчивались одинаково. Но нет, не в его случае. Об этом он уже думал, когда достал грёбанный рупор, жестом попросил освободить пространство и выдохнул, унимая мандраж. Одна кнопка отделяла его от точки невозврата. Лёха заплатил. Заплатил Диким, Актёрам — революция, как дикая кошка, облизывалась и умывала пасть от крови и, хотелось ему надеяться, оставалась довольна. По крайней мере — его друзьями. Больше никого скармливать этой ненасытной твари не хотелось.

— Вы пришли сюда за правдой, — начал он ровным голосом, — Так получите её.