Последняя из древних

Медведица опустила голову и, казалось, посмотрела на живот девушки. Балансируя корзиной на коленях, Дочь приложила руку к своему животу.

«Йе».

Она вдруг впервые поняла, что ребенок может быть чем-то отдельным от нее. Что это не просто живот. Ребенок выйдет у нее между ног и станет телом, которое впоследствии может уйти.

Ночью они поймали больше рыбы, чем могли съесть. Они объедались сладкой оранжевой мякотью, нашли мешочки с икрой, и шарики лопались у них на зубах. Дикий Кот пришел за своей долей. Будучи запасливой, Дочь положила несколько кусочков рыбы поближе к огню, чтобы высушить. Потом она на всякий случай спрячет их в дупле, но пока еды было в избытке. На их стороне реки не было других голодных ртов. Они могут есть, пока их животы не станут круглыми, а руки и ноги такими же широкими, как сама река. Ночью в хижине Дочь легла на спину, обняла спящее тело Струка и попыталась слиться с его снами. Но ничего не произошло. Она не могла мысленно чувствовать другое тело. Несмотря на растущего в ней ребенка, она была одинока.

Древесно-стружечная панель

К воскресенью мои переживания из-за Кейтлин и руководства раскопками улеглись настолько, что я снова смогла думать о более важных вещах, таких как мебель. Саймон согласился совершить последний подвиг перед отъездом домой. Он отвезет меня в магазин «ИКЕА» в пригороде Авиньона.

По дороге в моей голове продолжал звучать голос Кейтлин. Она упомянула, что через день состоится видеоконференция с комитетом музея. Мысль, что я не буду в ней участвовать, приводила меня в ужас.

– Это же надо – притащить на раскопки журналиста! – Не удержавшись, я принялась рассуждать вслух. – Сразу видно, что она представления не имеет о масштабах проекта. Сомневаюсь, что она понимает, какие споры может вызвать моя интерпретация результатов. Людям не понравится, что они близкие родственники неандертальцев, из-за устаревших представлений об этом виде. Кому понравится думать о себе как о мохнатом животном?

– Роуз?

– Саймон?

– Интересно, какой смысл тебе сейчас ехать в «ИКЕА», учитывая твое состояние?

– Мое состояние?

– Ты беременна. Мы без гроша.

– Запишу покупки на счет проекта.

– И фрикадельки запишешь?

– Жаль, что ты сам не можешь родить ребенка. – Я смотрела на мелькающий за окном пейзаж. – Тебе бы это гораздо больше подошло.

– О да, я был бы великолепен. – Саймон схватился за руль. – Босой, беременный и одинокий в нашей квартире, гадая, когда муж соизволит вернуться домой.

– А почему босой?

– Ну, ты же свирепое животное, Роуз, вот и сожрала на завтрак мои тапки.

– Хорошо хоть, я не мохнатая.

Мы миновали цветущее лавандовое поле, аккуратные ряды пахучих лиловых цветов. Посередине приютился каменный домик, приземистый и крепкий с виду, как будто всю жизнь только и делал, что отказывался сдвинуться с места.

– Кейтлин – авторитетный ученый. Ведь правда? – спросил Саймон.

– Когда речь идет о гиббонах, она лучшая.

– Разве музей не может назначить кого-нибудь компетентного?

– Вероятно, не может.

– Ты сомневаешься в ней, потому что она женщина? – Он торжествующе улыбнулся.

– Я слишком высокоразвита, чтобы клюнуть на этот аргумент. – Я вздохнула. Хотя, если честно, это важный вопрос. Думаю, что Ги специально назначил неспециалиста, чтобы оставить слабое место. Захват власти – вот как это называется. На слабое место придут специалисты со своей оценкой и сам Ги, который будет решать, как ему поступить, исходя из того, как это повлияет на число посетителей и растопит ли сердца его частных спонсоров. На завтра запланирована видеоконференция. Там будет один из нанятых им экспертов-консультантов. Удобно, ничего не скажешь.

– И ты заранее знаешь, что скажет эксперт?

– Он не делился со мной результатами, но я знаю, что платит ему Ги. Он скажет все, что он потребует.

– Ги?

– Ги Анри.

– Этот куратор из музея в Арле? Я не знал, что ты работаешь с ним.

– Кейтлин ничего не поймет в заключении эксперта. Науку задвинут подальше. Равно как и мою репутацию в долгосрочной перспективе.

– Понятно.

– Вот поэтому, Саймон… Я…

– Что?

– Я думаю, что должна рожать здесь.

– Где? В «ИКЕА»?

– Во Франции.

Саймон молчал. На горизонте показалось ярко-синее пятно. «ИКЕА» было позволено пустить корни только за пределами каменных валов Авиньона.

– Я должна иметь возможность наблюдать за проектом, – сказала я.

На его скуле дернулась маленькая мышца.

– Роуз?

– Саймон?

– Мы живем в Лондоне. Я, – он ткнул себя пальцем в грудь, – живу в Лондоне.

– Я знаю.

– Черт. Какой же у тебя…

– Бюст?

Оставив при себе то, что он хотел сказать, Саймон припарковал машину на огромной, но все равно забитой стоянке.

– Пошли уже, – сказал он сквозь зубы. – Позже поговорим.