Последняя камелия

– Да, наверное, – задумчиво проговорила я. В последнее время Эббот потеплел к своему старшему брату, и я была рада этому.

– Мне стыдно, что я так себя вел по отношению к Десмонду, когда он вернулся домой, – сказал мальчик.

– А почему ты так себя вел, Эббот?

Он глубоко вздохнул и ответил не сразу:

– Когда мама умерла, я подслушал, как отец разговаривал с мистером Бердсли. Они обсуждали дела поместья. Отец сказал, что Десмонд его не настоящий сын, и это несправедливо, что когда-нибудь он унаследует поместье вместо меня.

– Не понимаю, – сказала я. – Как это не настоящий? Он же…

Миссис Диллоуэй покашляла:

– Может быть, сменим тему?

– Да, конечно, – быстро согласилась я.

В ту ночь, прежде чем лечь спать, я постучалась в спальню миссис Диллоуэй.

– Извините меня. Можно войти?

Она предложила мне ветхий синий стул, а сама села на кровать.

– То, что говорил сегодня Эббот, – это правда? – спросила я.

Ее глаза были бесстрастны. Она будто погрузилась в прошлое.

– Лорд Ливингстон познакомился с ее светлостью на светском балу, – проговорила миссис Диллоуэй. – Она приехала из Америки, и он влюбился в нее с первого взгляда. Некоторые говорят, что он влюбился не в нее, а в ее состояние, но это было не так. Он любил ее. Глубоко и безумно. Но он не знал ее прошлого.

– Ее прошлого?

– У нее был сын, – продолжала миссис Диллоуэй. – В Америке.

– Десмонд.

– Да. Когда он родился, леди Анне было всего пятнадцать. Она была всего на несколько лет старше, чем наша Кэтрин. Отцом был батрак на их семейной ферме в Чарлстоне. Она хотела уехать с ним, но родители и слышать об этом не желали. Они прогнали его, а когда ребенок родился, посадили ее на пароход, чтобы она поступила в элитную школу для девочек в Лондоне. И она не могла простить родителям, что ее разлучили с Десмондом.

– И лорд Ливингстон не знал этого, когда женился?

– Нет. А когда узнал, то стал относиться к ней иначе. Он больше не мог смотреть на нее как прежде, особенно когда в поместье приехал Десмонд. Его присутствие подпитывало паранойю его светлости. Он был непоправимо уязвлен, а леди Анна все глубже погружалась в печаль. После этого она стала много времени проводить в саду. А он… Ну, в общем, у него было много женщин.

– А Десмонд?

– Он долго жил в Америке, и, думаю, ему было около девяти, когда он поселился в поместье. Кстати, леди Анна говорила, что полюбила его с первого взгляда. Но лорд Ливингстон всегда оставался холоден к Десмонду, как ни просила его Анна быть терпимее.

– А как вы? – спросила я. – Как вы все это выносили, учитывая ваши чувства к…

– Я сотню раз готова была взять расчет, – ответила домоправительница. – Были моменты, когда это становилось невыносимо. – Она вздохнула. – Но я решила остаться, чтобы посвятить себя леди Анне. Это была моя епитимья, мое наказание. Я пообещала ей, что буду присматривать за ее садом всегда, и это мой долг.

– А она знала о вас и…

Миссис Диллоуэй посмотрела на меня с печалью.

– Не знаю. Но если знала, я молю и надеюсь, что она простила меня. – Она покачала головой, и ее лицо омрачилось глубоким страданием. – В городе пропадали женщины. И я думаю, Анна что-то подозревала.

– И что же именно она думала?

– Некоторые из девушек, с которыми лорд Ливингстон, – она прокашлялась, – развлекался… В общем, они исчезли.

– И леди Анна думала, что он причастен к этому?

– Она не знала, что и думать. И я тоже.

Я почувствовала, что слабею.

– Почему же вы не пошли в полицию?

Миссис Диллоуэй искоса посмотрела на меня:

– Вы должны понять, мисс Льюис. Слуги никогда не предают своего хозяина, чего бы это ни стоило.

Глава 30. Эддисон

Тьма поглотила меня, как огромное темное покрывало. Я скосила глаза, пытаясь разглядеть, где я. Где я? Где-то стрекотали сверчки. Облака разошлись, пропуская поток лунного света, который просачивался сквозь деревья и освещал покрывшееся паутиной трещин ветровое стекло и кровавое пятно от раны на моей голове. Авария. Я прикоснулась к лицу и, ощутив теплую кровь, вздрогнула. Сколько я здесь пробыла? Несколько часов? Дней? Я попыталась приподнять ноги, но они по-прежнему не двигались, а потом я ощутила жжение в ступнях и тут же сильную боль в животе. Боже, меня придавило!

С трудом глотнув, я вздрогнула от сухой боли в горле. У моих ног стояла бутылка с водой, и я попыталась до нее дотянуться. Почти достала, еще немного. Мне вспомнились занятия пилатесом, на которые меня таскала подруга Эмма. Напрягись, Эддисон. Наконец кончики пальцев коснулись горлышка. Трясущейся рукой я ухватила бутылку, подняла, отвинтила крышку и поднесла к губам. Несколько капель воды попало мне в рот, но я не удержала ее, и бутылка упала и закатилась под сиденье, откуда ее уже было не достать.

Луна снова скрылась за облаками, в вышине прогремел гром.