Последняя книга Сивиллы?

Случай пятый. «В ноябре 1941 г. мне в Москве дали квартиру в Б. Кисловском переулке, напротив консерватории (мою разбомбили 22 июля). Взял свободный день, чтобы обустроить светомаскировку. Ко всякого рода налетам, артобстрелам и др. относился всегда спокойно. Не было случая, чтобы спускался в бомбоубежище. Была объявлена воздушная тревога, и появился какой-то животный страх, я по-настоящему боялся, был готов залезть хоть под кровать. Сказал сестре: „Может, пойдем?“ Та — против („Ты что, боишься?“). Подавляя чувство страха, продолжал работать, как вдруг так хорошо знакомый шипящий шум падающей тяжелой авиабомбы. Успел только пригнуться. Бомба ударила в угол нашего дома метрах в 40–50 от места расположения нашей квартиры, похоронив в убежище более 50 человек (в моей квартире „высадило“ все окна и двери). Была облачная погода. Бомбили наверняка по отсчету времени от контрольной точки маршрута. Вероятность попадания ничтожна, а ведь почувствовал я заранее совершенно случайное явление! Потом в этой квартире при тревогах и бомбежке, если они заставали дома, ничего подобного не возникало».

Случай шестой

. «Летом 1942 года я встретился с родственницей в Хавско-Шаболовском переулке во время тревог)). Стали под бетонный козырек „Дома промышленности“, как его тогда называли. И вот в самый разгар, когда над облаками шумели самолеты, гремели взрывы зенитных снарядов, а на мостовую со свистом шлепались осколки, на меня вдруг нашло „наваждение“. Мне трудно описать это состояние, это какое-то внутреннее принуждение — ни секунды промедления, прочь с этого места! Я сорвался и побежал по переулку, за мной с криками возмущения — моя родственница (под козырьком-то безопаснее, многие пострадали от осколков). Успел пробежать 2–3 дома, как опять знакомый шум падающей бомбы. Бросился плашмя на мостовую (на тротуарах было опасно — осколки стекла, падающая стена и т. п.). Бомба упала в 2–3 метрах от подъезда. Шесть человек, которые находились там, разнесло в куски. Я же благодаря какому-то чутью „выскочил“».

Как видим, все приведенные случаи объединяет появление некоторой немотивированной директивной эмоции. Ее описание можно суммировать так: смутное беспокойство, переходящее в беспокойство явное; подсознательная неосознанная тревога; желание, перерастающее в жгучее, властный порыв, наваждение. Иногда отмечается нарастание интенсивности эмоции, порой она сопровождается судорогами, спазматическим дыханием, бледностью или покраснением кожных покровов, может возникнуть лихорадочное состояние, тело становится неуправляемым, ноги слабеют — тем сильнее, чем ближе человек находится к месту предстоящих событий.

Эта эмоция не мотивирована, потому что нет никаких внешних причин для ее появления, внутреннее состояние человека в этот момент также ей не соответствует, эмоция нередко вызывает недоумение, удивление своей неуместностью. Она директивна, потому что мощно побуждает человека к незапланированному действию (или удерживает от исполнения запланированного), и противиться ей, по описанию переживших это состояние, практически невозможно.

Ее сила и властность достигают такого предела, что человек совершает поступки вопреки рассудку, здравому смыслу.

Исполнение директивной немотивированной эмоции приводит к успокоению, улучшению состояния, исчезновению потребности (или запрета) к перемещению. Удивительно, что эмоциональная «переориентация» организма происходит без изменения окружающей обстановки. Не похоже ли это ощущение на такие всем знакомые, как чувство голода, жажды, боли, сигнализирующие о состояниях организма, чреватых неприятностями только в будущем? Нельзя ли предположить, что любая опасность для организма, требующая принятия срочных мер, отзывается в нем отрицательными эмоциями, которые замещаются положительными после устранения опасности либо изменения ситуации?

Эту группу ощущений и соответствующих ей поступков можно назвать неотчетливыми проявлениями предчувствия будущего. Существенно, что они имеют ярко выраженный защитный характер. Возможно, что через них проявляются защитные механизмы организма, поскольку предчувствие опасности в любой биологической системе повышает ее выживаемость.

Иными словами, приходится допустить возможность упреждающей во времени и пространстве способности организма знать о надвигающейся опасности, о зонах, потенциально опасных в будущем. Но как объяснить механизм такой упреждающей защиты, если подвигающаяся опасность случайна, безусловно непредсказуема, казалось бы, не имеет никаких заблаговременно фиксируемых признаков?

Допустив защитный характер описанной способности, можно выделить несколько важных моментов:

1. Появление директивной немотивированной эмоции порой весьма незначительно упреждает реализацию опасности. Чаще это упреждение исчисляется несколькими секундами, порой несколькими минутами, реже часами. Только в одном случае, проверка которого затруднительна (о нем несколько позже), — пятнадцатью годами.