Последняя коммуна

Я, действительно, не понимая, пошутил:

– А ты лёжа ешь, стоя совсем не обязательно…

– Да? А в туалет потом как? Ползком? Мне же тоже лёжа придётся, вон как соседям, – он кивнул головой в сторону лежащих в гипсах больных, – а девчонки-санитарки совсем молоденькие, охота им на всё это моё смотреть…

Я, сообразив, о чём он говорит и, как мог, понимая, как это, действительно, для него болезненно, успокоил.

– Это работа у них такая, здесь ничего не попишешь… да и, наверно, мужчины есть тут, санитары. С ними-то проще.

Он немного успокоился и я, поговорив о всяких глупостях, попросил его

досказать о деде Коле.

– Что? Интересно? – тесть вдруг заговорил о нём как-то зло или, скорее, не по-доброму, – А интересного-то мало. Загробил девку и – всё. Она враз, буквально в месяцы из девчонки превратилась во взрослую женщину, нелюдимую и одинокую. Буквально, словно в схимну какую вступила… Теперь только увидишь её, как по ограде промелькнёт в чёрном, им к тому времени заготконтора дом построила как лучшим охотникам, и нету её опять целый день. И в магазин только он приходил всегда, большой и угрюмый, брал сразу много муки, соли, сахара, консервы какой и по мелочам там чего. В два мешка слаживал, между собой их связывал и – хлоп на плечо, словно баба коромысло с ведёрками, и прёт домой. И опять нету их неделя-две на глазах у людей. Во как! А жизнь-то в деревне в то время ох и весёлая была! Люди радостно жили, трудно, но радостно! И не голодно уже было, и совхоз у нас организовали чуть позже. Дичь, правда, дальше угнали в тайгу, но и без этого хватало, кто хотел и умел работать.

Тесть замолчал и, наверное, решил что-нибудь повспоминать про себя, но я, раскусив его, опередил.

– Дак чем всё кончилось у них-то? Дальше как стало?

– Что у них, да у них? Так и жили скрытно и не поймёшь как. Батя мой, я, да мать наша свой дом около их усадьбы построили, и поэтому они постоянно на виду у меня были. И вот однажды, мне уже лет восемнадцать было, смотрю, тётя Оля беременна – ну, пузо у неё большое. Это притом, что после первого ребёночка, уже лет десять, может, одиннадцать прошло. Не могли ведь! А тут она одёжу чёрную сняла и расцвела прям как-то, и здороваться стала через ограду. И Николай как-то стал нас замечать и даже заговорил раз со мной. Я от неожиданности чуть с брички не упал, но удержался и ответил. И постепенно стали мы общаться с соседями… Не так чтобы в гости, а через забор: здравствуйте, как дела, то да сё. И тётя Оля даже иногда смеяться стала, а хозяин бросил охоту и в совхоз на пилораму устроился. Вот и всё, и зажили как люди. Оказывается, что они и так могли, только терпели долго… – тесть замолчал и, кашлянув, попросил воды. Я открыл ему бутылку минералки, разочарованно протянул.

– Ну, а где же здесь тайна? Всё встало на свои места. Просто люди отчаялись в ожидании ребёнка, вот и вся недолга…

Тут зашла санитарка и выгнала меня, сославшись на то, что надо больным делать процедуры и перевязки. Собрав всякие коробочки из-под закусок, я уже выходил из палаты, как хитрый тесть негромко воскликнул:

– Ну, это ещё не конец совсем… По правде, это только начало, самое-то главное впереди. Давай, как будет время, заходи – дорасскажу уж самое интересное в этой истории.

– Вот ведь лис хитрый, – понял я тестя, – видит, что некогда совсем, но правильно вопрос ставит. В любом случае придётся прийти: теперь уже история не отпустит…

                              * * *

Неделя пролетела незаметно. В пятницу вечером, распариваясь в ванной, я вдруг подумал о времени: