Последняя крепость Земли

– Вы знаете много полковников с такой тонкой душевной организацией? – осведомился Пфайфер. – Можете не отвечать. Это ж нужно было до чего человека довести, чтобы он такое с собой чуть не сделал… – Пфайфер покачал головой. – Человека задело за живое… Что задело за живое этого человека? Вот вас бы в такой ситуации что зацепило бы?

– Не знаю… Не из-за него же, в самом деле, все произошло…

– Что-что? – быстро переспросил Пфайфер и даже приложил руку к уху. – Ась?

– Не из-за него же все произошло? – повторил Касеев, прислушиваясь к собственным словам.

– Мы можем только пофантазировать, – сказал Генрих Францевич. – Попытаться себе представить, что именно там произошло. Вы полагаете, что пролет и появление этого странного подразделения совпали случайно?

– Ну уж, во всяком случае, не засаду они устроили… – усмехнулся Касеев. – И слава богу! Если бы они туда с ракетой пробрались, то сейчас бы мы с вами здесь не сидели, а летали бы где-нибудь в районе райских кущ. Во Владивостоке вон умудрились накрыть Братьев, корабль взорвался – и нету того Владивостока. В Сети регулярно гуляют кадры того места, где раньше стоял славный город. Какая там у нас высота пролета была?

– Извините, Женя, я не мерил.

– На такой высоте хватило бы и крупнокалиберного пулемета. Я слышал…

Легенды об уязвимости Братских кораблей гуляли с самой Встречи, регулярно находились те, кто видел сам или разговаривал с тем, кто лично…

Лично Генрих Францевич ничего такого заметить в Севастополе не сумел. Он сумел только на третий день добраться до штольни какого-то флотского склада. Склад создали во время одной из двух оборон Севастополя и выкопали от всей души, с большим запасом прочности.

Когда пошел дым, из штольни пришлось уходить. Пфайфер оказался к выходу близко, успел выскочить под звездное южное небо, оглядеться и увидеть, как корабль, в неверных сполохах пожаров похожий на дирижабль, медленно скользит над бухтой. С северной стороны вдруг полетели белые огоньки трассирующих пуль. Кто-то смог…

Пули летели как-то даже не торопясь, словно понимали, что все это бессмысленно, что такой туше, родившейся где-то среди звезд, они не смогут причинить вреда. Но все-таки летели.

Летели и гасли. Или исчезали. Или корабль их поглощал. Или еще что-то. Пфайфер не знал, Пфайфер только видел, как вся длинная очередь, наверное, с сотню пуль, соединила на короткое время землю с кораблем и пропала.

Потом исчезла темнота.

Будто полыхнула гигантская фотовспышка. Громадный фотолюбитель, заинтересованный суетой в руинах, наклонился над остатками города, навел фотоаппарат и нажал на спуск. Пфайферу даже показалось, что он слышал сухой щелчок затвора.

Он несколько часов после этого мог только слышать – перед глазами все плыло и горело. Он полз, срывался несколько раз куда-то вниз, думал, что все, что больше не сможет встать, и все-таки вставал.

Каким-то чудом он выбрался из города. До сих пор уверен, что именно та временная слепота помогла ему уйти живым. Уже почти на самой границе города он почувствовал, как что-то прошло совсем низко, почти над самой головой, обдало его лицо каким-то нездешним ужасом, швырнуло на землю и попыталось расплющить, как люди растирают муравья об асфальт.

Пфайфер слышал крики, кто-то стонал рядом. Кто-то начал петь… Он не запомнил ни слов, ни мелодии, но помнил голос – надсадный, хриплый, со всхлипами выводивший одну и ту же фразу. Несколько лет после этого Генрих Францевич слышал по ночам этот голос и вскидывался, думая, что вот сейчас, вот сейчас он поймет слова… И каждый раз утром снова ничего не мог вспомнить. Может быть, казалось ему иногда, слов вообще не было? Человек просто кричал, пытался вытолкнуть из своей груди боль, страх и бессилие?

Потом его вдруг подхватили и потащили, Пфайфер даже не пытался отбиваться – не было сил. Показалось, что это они, те, кто выжег город, кто только что пытался убить его…

Странно, но именно тогда к нему вдруг вернулось зрение, и Пфайфер с удивлением рассматривал лица людей и низкое серое небо над самой головой.

Он потом узнал, что вертолет прилетел за разведгруппой. Из десяти человек к месту сбора группы вернулись только трое, но они забрали с собой тех, кого встретили… И кто смог сам дойти. Наверху хотели получить свидетелей того, что и, главное, как все происходило.

– Вам плохо? – спросил Касеев.

– Что?

– Вы побледнели, и руки…

Пфайфер взглянул на свои руки – пальцы дрожали.

– Нет, Женя, ничего. Все нормально. Все совершенно нормально. – Оператор вздохнул, пытаясь унять сердцебиение. – Так, вспомнил. Но дело не в этом. Дело вовсе в другом. Дело в странном полковнике, который точно знал, когда и где пройдет корабль. И который пытался спасти людей. Он знал, как их спасти. А тот железнодорожник – нет. Странно?

– Что странно?