Последняя ночь колдуна

– И то хлеб. Хотя по мне, так ее лучше отпустить на все четыре стороны, а еще лучше – увезти куда-нибудь подальше, пока мы со всем этим не разберемся. Какой от нее прок? Сам говорил, что сила деда ей не перешла.

– Она в опасности. Для свитка нет расстояний и срока давности. Пусть побудет на глазах.

– Ну, пусть побудет, – неохотно согласился Саша.

Райский взглянул на него с интересом.

– Что-то ты слишком сильно о ней печешься.

– Ну, я же человек, а не робот, как некоторые.

– Успокойся.

Восковец недобро усмехнулся и холодно взглянул Павлу в глаза.

– А я всегда спокоен, Паша. Я – профессионал. Вот только с бабами я не воюю.

– Я не собираюсь причинять ей вред.

– Но чем она может помочь?

– Человек, у которого сейчас находится свиток, кто-то из ее окружения. И он ее ненавидит. Вариантов – масса. Проверить их все можно, но на это понадобится время. У нас его нет. Чувство вседозволенности превратит человека со свитком в монстра. Тогда будет поздно. Девушка – единственная наша надежда. Я уверен, что он попытается убить ее снова. Мы должны опередить его.

– Ты говоришь очень уверенно. Это так важно?

– Да, черт возьми.

– Важнее, чем ее жизнь?

Восковец увидел, как в глазах Павла что-то дрогнуло.

– Не знаю, Саша, – нехотя выдавил Райский. – Надеюсь, что до крайностей не дойдет. – Он усмехнулся. – Ведь ты же профессионал?

На секунду ему показалось, что Свеча его ударит, но тот сдержался.

– Что там насчет собаки? – спросил Райский, чтобы сменить тему.

– Ничего. Мы с ребятами прочесали всю округу. Собака исчезла.

Глава 22

Окончательно Глаша пришла в себя только на следующий день, под вечер. Врач продержал ее на успокоительном почти сутки. Открыв глаза, она никак не могла сообразить, где она. Парчовые шторы, роскошная кровать с резной спинкой орехового дерева, какие-то пуфики, диван с гнутыми ножками. Глаша посмотрела на забинтованную по локоть руку и все вспомнила и удивилась, что жива. Осторожно приподняв край атласного, с вышивкой, одеяла, она обнаружила, что ее не только забинтовали, но и приодели. Ночная сорочка из натурального шелка приятно скользила по телу. Чья-то – она догадывалась, чья – щедрость не обрадовала, а рассердила ее. Но на то, чтобы разозлиться как следует, у нее не хватило сил.

Преодолев вялость и головокружение, Глаша сползла с кровати. Тапочек почему-то не нашлось, и ее ноги сразу же заледенели. Тонкий ковер не делал пол теплее, но Глаша упрямо двинулась вперед.

Придерживаясь рукой за все более-менее устойчивые предметы, она доковыляла до одной из дверей и осторожно ее приоткрыла. За дверью был коридор. Ойкнув, Глафира поспешно нырнула обратно в комнату.

За другой дверью оказалась ванная комната. Старинная ванна на массивных звериных лапах, водруженная в самом центре, вызвала у нее восхищение, а громадное тропическое растение в кадке с широкими, плотными листьями привело в полный восторг.

В зеркале во всю стену Глаша увидела свое отражение и застонала: все было гораздо хуже, чем она предполагала. То, что не было забинтовано, было густо смазано йодом…

Она в доме Райского, никаких сомнений быть не может. Наверное, он привез ее сюда, после того как с ней случилось… ЭТО. Но думать о том, что произошло в лесу, было нельзя, она понимала это каким-то шестым чувством.

И она постаралась не думать.

Чтобы отвлечься, она схватила со стеклянной полочки какой-то флакон и принялась с преувеличенным вниманием его разглядывать.

– Зачем вы встали с постели, Глаша?

Озабоченное лицо Натальи Алексеевны взглянуло на нее из зеркала, возникнув там слишком внезапно. Глаша ойкнула. Флакон полетел на пол. Он не разбился, но пробка от удара отлетела, и по беломраморному полу растеклась густая розовая лужица.

– Извините, я не нарочно! – расстроилась Глафира.

– Ничего страшного. Я все уберу. А пока давайте-ка вернемся в постельку. Или вы хотите в туалет?

В туалет Глаша сходила первым делом, но признаваться в этом было стыдно.

– Вроде нет, – бодро отрапортовала она. – А долго я… проспала?

– Да уж вторые сутки пошли, – с готовностью сообщила Наталья Алексеевна.

– А сейчас что, ночь? – Глаша почему-то испугалась.

– Нет. Вечер еще. Около шести где-то. Есть, наверное, хотите?

– Не знаю. Вроде нет. – Глаша прислушалась к собственным ощущениям, но так и не поняла, проголодалась она за сутки или все же не очень.

– Это от снотворного, – кивнула повариха без удивления. – Врач предупреждал. Но поесть все равно надо. Я принесу чего-нибудь легкого. Салатик, например. Или картошечки?

Глаша улыбнулась с благодарностью.

– Спасибо. Я очень люблю картошку. Но не нужно беспокоиться. Мне бы домой. Вы не знаете, где моя одежда?

Наталья Алексеевна усмехнулась:

– А нигде.

– Что значит «нигде»?

– То и значит. От одежи вашей остались только ленточки. Уж не знаю, как вас угораздило. Хозяин сказал, что на вас в магазине витрина обрушилась, стеклянная. Так, нет? – Повариха подождала ответа, потом сказала: – Ладно, молчите, если хотите. А то соврете что-нибудь не ко времени, будете потом мучиться.