Последняя ступень (Исповедь вашего современника)

Под «острыми конфликтами нашего века, не пощадившими уникальную крестьянскую библиотеку», надо понимать коллективизацию, раскулачивание и насильственный вывоз старообрядцев из их села. Ничего другого здесь быть не может. Библиотека была разделена на две части. Куда делась одна половина, Покровский не говорит. По всей вероятности, сдана в утильсырье как макулатура. Вторая половина (не поместилась на подводе?) была свалена в сарай без крыши, где ее занесло снегом. Эти книги весной увезли и сожгли. Но несколько книг вмерзло в снег, что их и спасло. Женщина (решительная и строгая) подобрала книги и спрятала их. Теперь она их отдала Н.Покровскому, и они попали в книгохранилище. В каком виде?

«Часть ее листов склеилась в сплошной блок. В иных местах чернила на бумаге были уже почти неразличимы, на одном из листов, к нашей радости, оказалась дата — 1591 год».

Теперь скажите — где свет, где тьма? Кто в этой истории варвар и мракобес — религиозная старуха, подобравшая и сохранившая случайно уцелевшие и оттаявшие книги, или те представители советской власти, которые свалили уникальную библиотеку в сарай без крыши, а потом всю кучу, кроме нескольких книг, вмерзших в снег, увезли и сожгли?

Итак, десятки тысяч замечательных усадеб были уничтожены, а места, на которых они стояли, загажены и замусорены. Если бы мы совсем не имели никакого представления о том, что это были за усадьбы, не так бы, наверное, было жалко их теперь, не столько их самих (они-то бесчувственные дома), но ту страну, которая их потеряла, которую они украшали и облагораживали. Мы знаем о них не только из литературы и живописи, но и по немногим сохранившимся образцам. Ну, во-первых, знаменитые Горки, которыми пользовался, несмотря на ненависть к прошлому России, великий вождь мирового пролетариата.

Или посмотрите имение в Долгопрудном, в котором располагался Лев Давидович Троцкий. Шереметьевский дворец в Останкине или Юсуповский в Архангельском, конечно, выделялись и тогда своим богатством, но такие усадьбы, как, скажем, тютчевское Мураново или тургеневское Спасское-Лутовиново, были не только обыкновенны, но и заурядны. И вот ходим мы по Муранову, восхищаемся паркетом, канделябрами, всей обстановкой, и не спохватываемся, что именно таких усадеб были десятки тысяч.

Кое-где уцелели сами дома. Там устроен в нем санаторий, там детдом, там колония для малолетних преступников, там интернат какой-нибудь — это бывает. Но эти дома не дают уже никакого представления о том, какими они были и что вместе с ними утрачено нашей страной, нашей землей, нашим народом.[26]

Вторая линия — монастыри и бесчисленные церкви. Начнем с Москвы. И сделаем небольшое отступление. Недавно в одном журнале я прочитал любопытную статью о делах и порядках в Конго, в африканском государстве, образовавшемся, как известно, недавно и только еще становящемся на ноги. Как перед каждым новым государством, да к тому еще и африканским, перед Конго стоят разные трудные задачи, и какая же в первую очередь? Оказывается, государство создано, но население его еще не чувствует себя нацией, у него нет еще чувства национального единства, национального самосознания. Хорошо знающий положение в Конго, умный и думающий журналист пишет:

«Сегодня в Африке пытаются создать нацию «сверху», не дожидаясь возникновения объективных условий. Другого пути нет. Иначе можно попасть в заколдованный круг. Чтобы сделать резкий скачок в экономике, покончить с нищетой, голодом, африканским странам необходимы огромные усилия. Это возможно только при общенациональном напряжении сил и таком сплочении людей, которые просто нереальны без наличия нации. В этих попытках ускорить ход событий нет ничего от суетного тщеславия. Это необходимо. Поэтому-то в Африке сейчас заняты поисками любых стимулов, способных помочь единению людей. По-своему важны даже символы, олицетворяющие государство».

Прекрасная и четкая мысль! Чем выше национальное самосознание у народа, то есть чем больше он народ, тем он сильнее. Чтобы стать сильными даже и экономически, в молодом государстве стараются искусственно прививать это самое национальное самосознание, общенародное единство, ищут любые стимулы. Важны даже символы.