Последняя жертва

Автоматчики послушно сели, бросив «Калашниковых», и как загипнотизированные смотрели на Коркина. Дождавшись, когда третий боец положил свой автомат у ног, Коркин ногой открыл дверь и оглянулся — в коридоре никого не было.

— Что, мадам Вершинина, не вышло? — он нервно рассмеялся. — Должен признаться, вы мне нервы потрепали изрядно! Но Господь не оставляет своих детей, не бросает их на произвол судьбы, — Коркин дико озирался по сторонам, вращая глазами. — Снова он мне протянул свою божественную длань. Вы еще обо мне услышите!

Он дал еще одну очередь поверх голов и выскочил в коридор, закрыв за собой дверь. Толкушкин, который сидел ближе всех к выходу, бросился к двери.

— Валера, назад! — остановила его Вершинина.

Толкушкин замер у двери. В этот момент она отворилась, и в проеме появился Ганке с автоматом, который он держал за ствол.

— Заберите там этого придурошного, — невозмутимо произнес он.

Милиционеры бросились на выход, выставив вперед автоматы.

— Что ты с ним сделал? — Вершинина, наконец, позволила себе закурить.

— Да ничего особенного, — Ганке подошел к поваленному стулу, поставил его и замер за последним рядом «амфитеатра», — я заметил через приоткрытую дверь дежурки, как он пронесся мимо и побежал к выходу. Пока он там возился с замком, я подошел потихоньку сзади и приложил ему кулаком по затылку.

Валентиныч продемонстрировал, как он это сделал.

— Ну, и…? — Вершинина с удовольствием затягивалась сигаретным дымом, выпуская его через тонкие ноздри.

— Что, «ну, и»? — переспросил Валентиныч, пожимая плечами, — он и лег у двери.

Накопившееся напряжение сразу же спало и всех прошиб смех. Вошел один из милиционеров и доложил Жмакину, что Коркин задержан. Цыбин без устали щелкал своим «никоном», озаряя помещение фотовспышками. Семен Семеныч начал поздравлять Мещерякова, подошел даже к Вершининой, чтобы выразить ей свою благодарность, но она остановила его, вставая:

— Мы еще не закончили, Семен Семенович, если вы присядете, я бы хотела продолжить.

— Что значит — продолжить? — Лев Земович, даже привстал со своего места, — разве преступник не задержан, кстати, при вашем непосредственном участии?

— Да, Коркин — преступник, — Вершинина отвела глаза, — но он не убивал вашу дочь.

— То есть как не убивал? — нестройным дуэтом пропели Жмакин и Трауберг.

— Так и не убивал, — Вершинина жестом показала, чтобы все заняли свои места, — он просто не мог этого сделать, потому что в тот раз он действительно прилетел из Москвы только в воскресенье — тридцатого мая.

— Кто же тогда убил мою Марго? — нахмурил густые брови Лев Земович.

— Мне тяжело вам об этом сообщать, — Вершинина снова потянулась за сигаретой, но сделав над собой усилие, не стала закуривать, — но Маргариту убил ее брат и ваш сын… Марк.

— Что она такое несет, папа?! — взвизгнул Марк, вскакивая с места, — да как вы смеете?! — теперь это адресовалось Вершининой.

— Сядь, Марк, — осадил сына Трауберг, — надеюсь, госпожа Вершинина соизволит нам объяснить…

— Соизволю, соизволю, — вздохнула Валандра, опускаясь в кресло, — мне только нужно задать несколько вопросов. Но сначала я вам кое-что расскажу.

Рассматривая фотографии жертв маньяка, я обнаружила некоторые несоответствия, а именно: у трупа Маргариты Трауберг руки и ноги были связаны скотчем другого цвета и немного не так, как у предыдущих четырех жертв. И это яблоко с надписью выглядело немного удлиненным. В остальном все было вроде бы также. Нет не совсем все, еще Маргарита как бы выпадала из общего ряда, это был не тот тип, на который была направлена агрессия маньяка.

— Но это же мелочи, — заметил Лев Земович, — у преступника мог просто кончиться скотч, или рука дрогнула, когда он вырезал свой знак.

— Конечно, все могло быть и так, — согласилась Вершинина, — но меня это почему-то насторожило и я проконсультировалась со Жмакиным. Правильно, Семен Семенович?

— Да, — подтвердил Жмакин, — так все и было.

— Оказалось, что ваша дочь, Лев Земович, убита не трехгранным клинком, который использовал Коркин, а ножом с плоским лезвием. Так, Марк?

— Мне ничего об этом неизвестно, — Марк вскинул голову.

— Действительно, тебе об этом не было известно, иначе ты бы подготовился получше.

Вершинина буквально пришпилила его к стулу своим пристальным взглядом, потом посмотрела на Оксану.

— Скажите, Цыбина, когда Марк попросил вас сказать, что в субботу вечером двадцать девятого он был у вас, он как-то объяснил вам свою просьбу?

Цыбина молчала, поставленная в тупик хитро сформулированным вопросом. Она взглянула на Марка со второго ряда, где она сидела, но Марк не мог к ней обернуться — этим он выдал бы себя. Тут Оксана поняла, что врать бесполезно и разрыдалась.

— Он мне сказал… он сказал… ничего он мне не сказа-а-л, — немного придя в себя, выдавила она со всхлипом, — он сказал, что так надо, и что тогда мы сможем уехать из этой гадкой страны.

— Дура, дура, какая же ты дура! — крикнул Марк, вскакивая.

Занявший место Коркина бравый боец положил ему на плечо руку и легко усадил на место.

— Сидеть, — негромко произнес он.

Марк сразу как-то сник и сбился в комок.