Последние часы в Париже

– Вспомни наши чудесные вечера. – Она, казалось, читала его мысли. – Ты все так продумывал. В первый раз я страшно боялась. Испуганная, но взволнованная. Ты тогда так хорошо все обустроил, замаскировал, и мы как будто перенеслись в другой мир. – Она пристально посмотрела на него. – Я бы пошла за тобой куда угодно. С тобой я чувствую себя защищенной.

– Куда угодно?

– Пока мы вместе. – Она вздохнула. – Давай сбежим. Далеко-далеко.

Он знал, к чему клонится этот разговор; они уже не раз говорили об этом.

– Но куда бы мы подались? У меня нет машины, а даже если и была бы, бензина не достать.

– Мы могли бы раздобыть лошадей.

Он рассмеялся. Такого она еще не предлагала.

– И чем их кормить?

– Травой. Листьями.

– Но трава вся высохла. Лето было жаркое. – Он поцеловал ее ухо.

– Мы могли бы останавливаться на фермах. Там должно быть сено.

– И куда бы мы поскакали на этих лошадях? – В его беззаботном голосе звучали дразнящие нотки.

– На юг. – Она пробежалась пальцем по его бедру. – Куда-нибудь подальше отсюда. К черту на кулички.

– Где ж ты найдешь такое место, когда они повсюду. – Союзники приближались, а движение Сопротивления собирало свои силы. До начала решающих боев оставалось совсем немного времени, дни немцев были сочтены.

– Мы спрячемся, – настаивала она.

– А как насчет маки[68] и Сопротивления? – По правде говоря, он боялся их больше, чем англичан или американцев.

– Ты просто не хочешь убегать со мной, я угадала? – Она ущипнула его за подбородок.

Он поймал ее руку, поднес к своим губам. Бесформенные слова подступали к горлу и снова проваливались обратно. Слишком несовершенные, неуправляемые, необъятные. Ему просто хотелось, чтобы она впитала все те чувства, что он испытывал к ней. Обхватив ее талию руками, он притянул ее ближе, крепко прижимая к себе, накрывая ее рот неистовым поцелуем и жарким дыханием, как будто мог вдохнуть в нее свои мысли.

Теперь ему предстояло произнести другие слова, но не слова любви. Трудные слова, которые пришлось вытаскивать из глубин сознания, где прятались все его тревоги.

– Лиз, ты сильно рисковала, приходя сюда.

– Но меня никто не видел. Было темно.

– У стен есть уши. Ты знаешь, как это бывает; никому нельзя доверять. Тебя не должны здесь найти. Очень скоро немцы потеряют Париж. – Он отстранился, прислонившись к спинке кровати. – Это вопрос нескольких дней, и как только французы одержат верх, многие из них впадут в неистовство, движимые жаждой мести. Наступит жестокое время. Любой, кто сотрудничал с немцами или сочувствовал им, будет вынужден заплатить за это.

– Но ко мне это не относится!

– Ты действительно думаешь, что они станут тебя слушать? Люди видели, как ты разговаривала со мной в книжном магазине. Те полицейские – они вспомнят тебя. И не преминут задать вопросы. – Тошнотворное чувство поднялось в животе, стоило только подумать, что с ней может случиться. – Тебя не должны здесь увидеть. Ты должна пойти домой. – Он помолчал. – Ты говорила своей матери, что идешь сюда?

– Нет.

– А что ты сказала?

– Сказала, что переночую у Франсуазы, моей подруги из банка. Мол, взяли работу на дом, поскольку банки закрываются. – Она подняла на него взгляд. – Хотя не думаю, что она мне поверила.

– Она знает, что ты встречаешься со мной.

– Да.

– Ты не рассказала ей о приюте?

– Нет, конечно, нет. Она думает, что я всего лишь таскала туда одежду.

Он прижал ее голову к своей груди.

– Она сообразит, что лучше помалкивать.

Элиз отстранилась и взглянула на него.

– Но у нас еще есть сегодняшний день, не так ли? Скажи мне, что у нас еще целый день.

– Я не знаю, сколько у нас времени. Мы ждем новых приказов, но некоторые уже начали выезжать из города. Они боятся, что французы возьмутся за оружие, да и союзники на подходе. Это пугает их больше, чем трибунал.

– Может, и тебе стоит уйти?

– Нет. Я буду ждать приказа.

– Тогда у нас есть сегодняшний день!

– Да. Жаль, что не могу свозить тебя в какое-нибудь особенное место.

– Куда бы ты меня отвез?

– К морю, – ответил он. – Мы бы поплавали, а потом устроили пикник на берегу.

– Говори, – ободрила она его.

– Мы бы катались на велосипедах, – продолжил он. – Нет, – спохватился он. – На одном велосипеде. Ты бы сидела на раме, чтобы я мог обнимать тебя.

– А что бы у нас было на пикнике?

– Бутылка вина. Красного. Хлеб и сыр, и фрукты, да – яблоки и виноград. – Он замолчал, целуя ее в макушку.

– А шоколад?

– Конечно. Как я мог забыть? И шоколад тоже. – Он взял ее за руку. – Лиз, у меня идея.

– Какая?

– Давай представим себе этот день у моря, только мы вдвоем. – Он поднес ее руку к своим губам и, глядя поверх нее, тихо заговорил:

– Но потом ты пойдешь домой. – Он посмотрел на нее, проверяя, согласится ли она. – Я мог бы выйти, купить немного еды, и мы устроим пикник прямо здесь, в этой комнате. Сядем у открытого окна и притворимся…

– Как дети, – перебила она. – Притворимся взрослыми.

– Как взрослые. – Он улыбнулся. – Притворимся детьми.

Она слегка рассмеялась:

– Безопасно ли выходить на улицу? И где ты достанешь еду? В магазинах шаром покати.