Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945

Встреча состоялась в здании шведского консульства в Любеке. Ее независимо друг от друга описали Шелленберг и Бернадот. Света не было, и собеседники сидели при свечах. Они едва успели занять места за столом, когда прозвучал сигнал воздушной тревоги, и им пришлось быстро перебраться в подвал. После полуночи они снова поднялись в кабинет. Впервые, после многих дней сомнений и колебаний, Гиммлер, казалось, обрел ясность мышления. «Великая жизнь фюрера, – сказал он, – подходит к концу». Возможно, Гитлер уже был мертв; если нет, то он наверняка умрет в течение ближайших нескольких дней. Фюрер приехал в Берлин, чтобы умереть вместе с его жителями, а Берлин падет самое большее через несколько дней. До этого времени, продолжал Гиммлер, он в душе был полностью согласен с Бернадотом, но не мог заставить себя нарушить клятву верности фюреру. Но теперь все изменилось. Гиммлер уполномочил Бернадота связаться через шведское правительство с западными союзниками и передать им предложение о капитуляции. На Востоке капитуляции не будет. Там немцы будут продолжать драться и ждать, когда западные союзники освободят их. Таким образом, северные районы Германии смогут избежать бессмысленного разрушения. Гиммлер также пообещал, что датские и норвежские заключенные будут освобождены и отправлены в Швецию. В доказательство истинности своих предложений он передал с Бернадотом письмо, адресованное шведскому правительству. Переговоры закончились через час, и Бернадот отправился в Стокгольм. Решив свою главную проблему, Гиммлер начал раздумывать о деталях предстоящей процедуры: например, какое название выбрать для партии, которую он теперь будет представлять, и должен ли он будет поздороваться с генералом Эйзенхауэром кивком или протянуть ему руку[166]

.

Таким образом, совещание в ставке Гитлера 22 апреля, создавшее проблемы для Геринга, напротив, разрешило старые сомнения Гиммлера. Однако Шелленберг – ибо вера оптимиста зиждется на мелочах – не мог отказать себе в удовольствии и развил на эту тему новую теорию. Для него, ничего не знавшего о совещании 22 апреля, слова Гиммлера приобрели совершенно иной смысл. Когда Гиммлер сказал, что Гитлер умрет через считаные дни, Шелленберг сразу вспомнил свои предложения, вспомнил, как он уговаривал Гиммлера воспользоваться услугами врачей и отравить Гитлера, вспомнил, как он пытался воздействовать на рейхсфюрера через астролога Вульфа, как обсуждал с де Кринисом симптомы болезни Паркинсона. Он убедил себя (и долго оставался в этом убеждении) в том, что Гиммлер отдал секретное распоряжение об умерщвлении Гитлера, и со дня на день ждал сообщения о смерти фюрера. Для того чтобы сохранить это убеждение, Шелленберг благополучно не написал в своем рассказе о беседе о том, что сам Гиммлер недвусмысленно сказал Бернадоту, что Гитлер остался в Берлине преднамеренно, чтобы встретить там свою судьбу.

В ту же ночь, когда Геринг ожидал в Оберзальцберге ответ на свою радиограмму, а Гиммлер в Любеке предлагал Бернадоту капитуляцию, в Берлине состоялась еще одна важная встреча. Альберт Шпеер нанес свой последний визит фюреру, которого он, как Геринг и Гиммлер, хотел сместить, но одновременно изъявить ему свою личную верность. 23 апреля, будучи в Гамбурге и услышав, что Гитлер намерен остаться в столице, он решил, что личная верность велит ему прибыть в Берлин и сказать фюреру последнее прости. Акт политического неповиновения был совершен, совершен необратимо. Речь, хотя и не была произнесена публично, была записана и хранилась в Гамбурге у надежного человека. Гитлер скоро будет мертв, и тогда речь Шпеера прозвучит в эфире. Речь можно было выпустить в эфир независимо от того, будет Шпеер жив или мертв; его политическая роль была сыграна. Поэтому он решил отправиться к фюреру и объяснить ему свое решение, которое он принял, чтобы разрешить конфликт между «личной верностью и общественным долгом». Шпеер не мог знать, каковы будут последствия такого шага. Его могли арестовать, возможно, даже расстрелять, но для него это теперь было не важно, ибо его работа была окончена, и он был готов принять на себя последствия нарушения клятвы в личной верности Адольфу Гитлеру.

Проехать в Берлин наземным транспортом было уже невозможно. Шпеер доехал на автомобиле до Рехлина, а потом на учебном самолете долетел до Гатова, западного берлинского аэродрома. В Гатове он встретил генерала Кристиана, который только что в последний раз покинул бункер фюрера. До центра города Шпеер долетел на «Физелер-Шторьхе», совершившем посадку на Восточно-западной оси, недалеко от Бранденбургских ворот. Оттуда Шпеер пешком направился в бункер. Гитлер был там вместе с остатками своего окружения: Борманом, Геббельсом, Риббентропом, Кребсом, фон Беловом, личными адъютантами и Евой Браун. Шпеер дал Гитлеру полный отчет о своих действиях. Гитлер внимательно его выслушал и был, как показалось Шпееру, «глубоко тронут» его искренностью. Со Шпеером ничего не случилось – его не арестовали и не расстреляли. Инцидент был исчерпан.