В конце беседы они обсудили вопрос об именитых британских и американских военнопленных, которых удерживали в качестве заложников. Эти люди раньше находились в одном лагере на западе Германии, но, когда началось быстрое продвижение союзных войск, их отделили от других пленных и перевели в Австрию и Баварию, где они находились под надзором Бергера. Когда он собрался уходить, Гитлер, сидевший до этого за столом, поднялся. Все его тело сильно тряслось. «Дрожали его рука, нога и голова, и единственное, что он сказал на прощание, было: «Расстреляйте их! Расстреляйте их всех!» – или что-то в этом роде». Однако из этого рассказа неясно, кого следовало расстрелять – пленных или австрийских и баварских сепаратистов.
Был час ночи, когда Бергер покинул Берлин, содрогавшийся от огня русской артиллерии, и полетел в Баварию на четырехмоторном самолете Гиммлера. Другие обитатели бункера тоже уезжали. «Все, кто хочет, могут уходить! – сказал Гитлер. – Я остаюсь здесь!» Всю ночь люди группами отправлялись в Оберзальцберг. Это был последний акт великого исхода. Из Берлина бежали адъютант Гитлера Шауб, военно-морской адъютант адмирал фон Путткамер, два стенографиста Херргезелль и Хаген, две из четырех секретарш – фрейлейн Шрёдер и фрейлейн Вольф, и многие другие. Был среди них и одиозный профессор Морель. «Мне больше не нужны ваши лекарства», – сказал ему Гитлер на прощание, и профессор тоже отправился на аэродром. От имперской канцелярии тоже отошли три автобуса с беженцами. Остался только Мартин Борман со своим помощником штандартенфюрером СС Цандером и секретаршей фрейлейн Крюгер. Остался Борман не по капризу, а из чисто политических амбиций. Своим практичным умом он не одобрял мрачный спектакль гибели богов и поддержал генералов, которые убеждали Гитлера уехать. Но, так как Гитлер отказался оставить бункер, Борман не решился покинуть единственный источник своего авторитета и тоже остался в Берлине.
Еще одним человеком, покинувшим в ту ночь имперскую канцелярию, был генерал Коллер. Коллер сидел на своем командном пункте, когда раздался телефонный звонок и генерал Кристиан взволнованным голосом объявил, что в бункере только что произошло «событие исторической важности». Однако, когда Кристиан лично прибыл к Коллеру, его рассказ был настолько эмоциональным и путаным, что Коллер принялся разыскивать Йодля, чтобы уяснить картину, и нашел его в Крампнице. Йодль все рассказал, и Коллер пришел в отчаяние от этого прискорбного рассказа. «Когда бургомистр Лейпцига убил свою семью и застрелился сам, фюрер сказал, что это было «бессмысленное и трусливое бегство от ответственности» и что теперь фюрер сам делает то же самое». Йодль согласился. «Есть ли шанс, что фюрер передумает?» – спросил Коллер. «Ни малейшего», – ответил Йодль. Но самой главной новостью из всего рассказанного Йодлем для Коллера стало известие о том, что Гитлер возложил всю полноту власти на рейхсмаршала. Рейхсмаршал в тот момент находился в Оберзальцберге, а Коллер был его представителем в бункере. Лететь в Оберзальцберг и известить Геринга о новом повороте событий было его прямой обязанностью. «Он будет очень недоволен, если я этого не сделаю, а в радиограмме я не смогу ничего ему объяснить». Йодль согласился и с этим. В половине четвертого утра 23 апреля Коллер вылетел из Гатова в Мюнхен. У драмы появился новый сюжет.