Последние дни супермена

— Я имею в виду то, что вчера произошло, и вообще всю мою жизнь. — Супермен замолчал, думая, как бы изложить девочке-подростку свою точку зрения, чтобы она не обиделась. — В твоем возрасте дети очень впечатлительны… подростки, — поправился он, видя, что лицо Алиски закрылось пленкой светского презрения. — В общем, я подумал, что не имею права втягивать тебя в свои дела. — Супермен опять замолчал и, разозлившись на самого себя, уже более резко и грубо закончил: — В общем, kid, еще не поздно, и ты можешь выйти из игры, пока не поздно. Никто и никогда не узнает, что ты была со мной вчера. Решай.

— Fuck you! — сказала Алис.

— Перестань ругаться, — серьезно сказал Генрих. — Усатого парня поймают на тридцатом ограблении, меня тоже когда-нибудь поймают или пристрелят… И если ты будешь в этот момент со мной, ты знаешь, что тебя ожидает, не так ли? Кроме того, я не очень верю, что тебе доставляет удовольствие «убивать» людей. По-моему, тебя вчера рвало в кухне. Когда я вошел, ты была цвета таблетки аспирина…

— Тебя тоже, наверное, рвало в первый раз, — мрачно промямлила Алис.

— Слушай, зачем тебе все эти проблемы? — Генрих, протянув руку через стол, взял девчонку за руку. — Я не могу тебе посоветовать, как ваш английский Гамлет, пойти в монастырь или замуж за дурака, знаю, что ни в монастыре, ни замужем ты не уживешься, темперамент не тот, но, бэби, то, чем занимаюсь я, — очень и очень серьезно.

— Может быть, я тебя люблю, — вдруг сказала девчонка и со злостью разорвала бумажную салфетку. Девчонка вдруг хамски усмехнулась и добавила: — Может быть, мне нравится ебаться с тобой, откуда ты знаешь?

— Перестань, — отмахнулся от нее Генрих, — прекрасно можешь ебаться с юношами на несколько лет старше тебя, с мирными юношами, и для этого незачем рисковать жизнью и свободой. Ты ведь и не жила еще вовсе…

— Юноши меня не возбуждают, — сказала Алис. — От них пахнет молоком, и рожи у них… записяные, — последние слова она прохихикала.

— Как? — переспросил Генрих.

— Записяные, — подтвердила Алис. — Я не могу объяснить, что я имею в виду, это такое выражение лица, как будто им писать хочется.

Генрих покачал головой:

— Знаешь, Алис, я должен тебе это сказать, что мне с тобой очень хорошо и весело, и мне будет тяжело, если ты уйдешь, но я взрослый человек и вынужден быть ответственным, даже вопреки своим желаниям, во имя тебя самой, ты должна уйти.

— Но ты же… — глаза Алис вдруг наполнились светлыми слезами, — ты же не собираешься «ликвидировать» каждый день. «Они» же тебе не могут приказывать делать это каждый день, а?

— Все равно моя жизнь опасна, — сказал Супермен строго. И вдруг рассердился: — Все это нонсенс. И я — старый болван, позволивший тебе пройти через вчерашний ужас…

— Не уйду! — сказала вдруг девчонка и вытерла выступившие слезы.

— Что? — спросил Генрих. — Как это не уйду?

— Не уйду, и все, — Алис не смотрела на Генриха. — Хочу быть с тобой. Я тебя выбрала. — Выпалив все это, Алис пошла в спальню и легла на постель, укрывшись с головой. Только босые ее ступни торчали из-под одеяла.

Генрих посидел немного и вдруг рассмеялся.

— Что за ебаный характер у тебя, kid, — сказал Супермен, отсмеявшись, и, придя в спальню, раскопав Алиску из одеяла, проорал ей, хохоча: — Не знаю, почему я тебе так нужен в этой жизни, но характер твой уважаю. — И Супермен расцеловал Алиску, которая все-таки уже плакала под одеялом…

28

Они ехали в метро на операцию. Была пятница, вечер. Вагон битком набит народом с мешками и сумками. Французские граждане отправлялись на уик-энд за город. Алиска и Генрих вошли в вагон на Шатле и потому сидели, счастливцы, с неудовольствием глядя в подозрительные лица старой пары напротив. Внезапно Алиска дернула Генриха за палец:

— Посмотри, Супермен! Компания монстров! — Алис сдавленно захихикала.

Генрих поглядел в направлении взгляда девочки. Недалеко от входа кружком стояла группа из пяти парней.

Все пятеро были дегенератами. Трое — в полинялых курточках цвета хаки, остальные — в чем попало. Может быть, солдаты? Коротко острижены…

Но лица! У одного — передняя челюсть далеко выступала вперед, а из расселины рта вниз свешивались грозные желтые резцы зубов. Улыбался он, может, и невинно, но выглядела его улыбка зловеще. У другого был крошечный, сплюснутый, как у камбалы, череп, блондинистая короткая шерстка стояла, как на собаке… Третий — в вельветовой большой помятой куртке — был жирно-вялый, весь желто-розовый, расплывающийся. Четвертый дегенерат был покрыт прыщами-коростой; с лица вниз по шее прыщи спускались в куртку-хаки и, наверное, сбегали к его ногам. Даже если его черты были нормальны, то под броней прыщей лицо выглядело сюрреалистическим объектом. Пятый был просто отвратительно-худосочен и незначителен.

— Ну как, понравились красавцы? — Алис, улыбаясь, заглядывала Генриху в лицо.

— Чему ты радуешься? — Генрих недоуменно посмотрел на девчонку.

— Тому, что мы с тобой не такие, — смеясь, ответила Алис.

Генрих опять отважился посмотреть на мир, в вагон. Может быть, первое впечатление было ложным?