Последние из Валуа

– Сударыня, – обратился он к ней, – вы, конечно, спрашиваете себя, кто тот человек, имя которого мы условились не произносить, дабы не испортить этот радостный вечер? Я готов удовлетворить ваше справедливое любопытство, тем более что этим, раз уж вы едете в Гренобль, быть может, еще и предостерегу вас от доверия к этой персоне, на тот случай, если вам доведется с нею встретиться… Мы только что говорили о дьявольском создании, которое долгие годы сеяло траур на большей части территории Италии – Елене Тофане. Увы, сударыня, от преступлений настрадалась не только ваша страна, но и наши края. И если Венецию, Флоренцию, Неаполь, Геную опустошала змея в человеческом обличье, то жителей Лиона, Гренобля, Вьенна, Валанса… да всего Грезиводана[1]… истреблял тигр. А зовут этого тигра… О, возможно, его имя вам знакомо – мерзость всегда имеет печальную известность, – так вот, речь идет о бароне дез Адре, прозванном за свою кровожадность тигром… о вероотступнике, клятвопреступнике дез Адре, убивавшем католиков, как собак, а затем и гугенотов, тех самых, которых еще за день до того он называл братьями! И он осмелился простирать к нам свои святотатственные руки, обагренные нашей же кровью. Общее презрение было ему ответом… О, если бы герцог Анжуйский не просил меня сдержать мой гнев, этот бандит дорого заплатил бы за дерзость – протянуть мне руку! Вот почему, сударыня, между моими гостями, моими друзьями – настоящими друзьями – и мной было условлено не произносить на этом празднике имени барона дез Адре… Пусть он, укрывшись, словно дикий зверь в своем логове, в четырех стенах замка Ла Фретт, спокойно переваривает ту кровь, которой он напился… Раз уж король так захотел – пусть так и будет. Но я не желаю, чтобы честные дворяне даже вспоминали об этом негодяе, пусть и для того лишь, чтобы наслать на него проклятия! Его имя столь отвратительно, что оно оскверняет те уста, которые его произносят, те уши, которые его слышат… Я сказал достаточно для того, чтобы вы могли понять, почему мы относимся к его имени с презрением. Да хранит вас Бог от когтей этого тигра!.. Ну, а теперь выпьем же, дамы и господа!

Во время объяснения господина де Ла Мюра дамы подошли к кавалерам и, по его приглашению, все взялись за кубки…

Но бутылки оказались пустыми.

– Это еще что означает? – весело воскликнул барон. – Уж не вздумал ли ты, Клод Тиру, мой старый товарищ, оставить нас без вина?

Клод Тиру не ответил по весьма простой причине: он удалился из залы во время разговора хозяина с графиней Гвидичелли.

– Мой славный мажордом, должно быть, в погребе. Ален, Жерве, ступайте к нему и помогите принести побольше вина.

Двое слуг бросились к двери парадного зала, но тотчас же вернулись назад со словами:

– Монсеньор, дверь заперта снаружи – отпереть ее нет никакой возможности!

В это мгновение по залу пронесся жалобный крик совы, которая, будучи привлеченной ярким светом, влетела в окно и села на одно из украшений потолка, тараща свои большие круглые глаза на благородных дам и господ.

Глава II. Которая доказывает, что иногда отцу бывает полезно иметь нескольких сыновей

В этот же самый день барон дез Адре встал весьма рано в своем замке Ла Фретт и, вызвав своего оруженосца Тома Грендоржа, приказал разбудить своего сына Людовика Ла Фретта и капитана стражи Ла Коша, если те еще спят, и сообщить, что отец и господин ждет их в своей спальне для разговора.

Итак, спальня барона дез Адре. Полагаем, читатель будет нам признателен, если мы позволим ему проникнуть в эту комнату. Сколь интересен приют добродетели, столь же любопытно и то место, где живет порок… А мы гарантируем достоверность описания, так как взято оно из надежного источника – «Замков Франции» покойного Леона Гозлана.

«Спальня барона располагалась на четвертом этаже донжона, или главной башни замка Ла Фретт, и занимала почти половину его диаметра. Столько грубо обтесанных перекладин, столько стоек, подпиравших эти перекладины, скрещивались у потолка, с которого то тут, то там, свисала паутина, что царивший в комнате мрак без труда поглощал те редкие полоски света, которые проникали сквозь небольшие зарешеченные окна.

То впечатление уныния, что вы испытывали, попадая в это помещение, лишь усиливалось от невнятного гула, мрачных шумов, жалобных стонов и хрипов, которые носились по всей башне, наводя ужас на тех, кто не был привычен к подобным жилищам.

Все стены этой полукруглой комнаты были обвешаны оленьими рогами и клыками кабанов. На этих необычных вешалках, в полном беспорядке и среди придававшей сей картине живописности паутины, болтались охотничьи шапки, ошейники, кинжалы, путлища, ножи, поводки для собак, наручи, арбалеты, толстые цепи.

Между двумя окнами располагался тяжелый двухсекционный сервант, в котором хранилась редкая литература того времени, а именно: Библия, “Четыре сына Эмона”, “Ожье Датчанин”, “Мелюзина”, “Роман о Розе”, “Календарь пастуха”.